Ветер над яром (сборник)
Шрифт:
Строгая дама, предупрежденная об их появлении с проходной, выдала им неуклюжие белые халаты и повела к начальству.
Вот этого Сид как раз боялся больше всего: сейчас какой-нибудь высокоученый муж начнет два часа говорить банальности, досадуя и на себя, и на невесть зачем взявшихся журналистов, а потом еще непременно потащит осматривать хозяйство. Самое обыкновенное хозяйство, ничего интересного и ничего такого, чего нет в справочниках. А за это время нужные люди разбредутся или закопаются в дела так, что отрывать их от работы станет совестно даже такому решительному человеку,
Дойдя до приемной, Сид остановился и при молчаливой поддержке Васи, тоже приунывшего от жуткой угрозы второй раз за неделю выслушивать все это, категорически заявил даме, что ничего не надо, и вообще, они просят ее не беспокоиться…
Двери, украшенные красным и звездно-полосатым флажками и надписями, соответственно, “Проф. Чернин” и “Проф. Стьюарт” они нашли быстро. За дверями обнаружилась только общая на профессоров секретарша. Но, к сожалению, она в данном случае никак не способна репрезентовать научных светил журналистам, поскольку светила полчаса, как отбыли в центр телеметрии.
Зато секретарша оказала изысканную любезность: провела их через какие-то коридоры и сквозь какие-то залы с озабоченными дамами к самой двери центра телеметрии и, остановившись перед ними, еще раз сообщила, что там, в главном зале, готовятся к очередному сеансу профессора Чернин и Стьюарт, а также их ближайшие помощники, доктора Кружкин и Сойер, все вместе, можно сказать, мозговая элита эксперимента. Но вот смогут ли они до начала сеанса уделить время на беседу с репортерами, она гарантировать никак не может, а может разве что спросить об этом.
Она решительно потянула дверь, намереваясь проникнуть в центр телеметрии.
Но дверь оказалась запертой.
По растерянности секретарши Сид понял, что запертая дверь — здесь нечто чрезвычайное.
Как всякий порядочный журналист, Сид Макги терпеть не мог запертых дверей. Он уже был “заведен”, а тут еще в полную силу включился репортерский инстинкт, почти безошибочный, подсказывающий, что там, за дверью, варится настоящая, большая, горячая сенсация, и надо действовать немедленно.
Со стороны это выглядело весьма интересно. Обычно чуточку мешковатый и разболтанный, Сидней в какое-то неуловимое мгновение подтянулся, глаза его зазеленели и по-разбойничьи сощурились, встопорщились рыжие с проседью усы на конопатой шотландской физиономии, в голосе появились бархатистые, но вместе с тем какие-то непреклонные раскаты.
И вот этим новым, завораживающим голосом Сид высказал уверенность, что дверь захлопнулась по нечаянности, ведь он просто не может предположить, что какие-то существенные детали международного эксперимента утаиваются от общественности, что в Симеизе со знаменитыми американскими учеными произошло нечто печальное, и теперь их утаивают от ока прессы…
Тут уж Вася Головко, передернувшись от наглости Сида, коротко и веско потребовал:
— Ключ!
— Да какой там ключ! — одна из сотрудниц подошла к двери и набрала четырехзначный код на автоматическом замке. — Ребята забывают стопор поставить, третий раз сегодня приходится код набирать.
Замок щелкнул, дверь приоткрылась.
Не ожидая приглашения, Сид проскользнул в “конуру” и единым наметанным взглядом
Светились четыре больших экрана и еще один, раздвижной дисплей. На трех больших экранах виднелись фермы и конструкции, парящие в космосе, а на четвертом, почти в центре, на фоне сто раз виденного космического неба, явственно очертился совершенно черный сегмент с переливающейся яркой звездой на вершине.
Это изображение кольнуло Сида, сравнительно недавно перебиравшего материалы об эксперименте, в которых и намека не было ни на что подобное. Еще больше укололо в подсознании изображение на раздвижном дисплее портативного персонального компа: гладкий большой Конус над параллелограммами платформ.
А больше всего — какая-то особая напряженность поз ученых.
Лохматая стройная девица стояла на цыпочках, будто даже подтягивалась к большому экрану.
Брюнет, по-видимому, доктор Кружкин, привстал с кресла, открыл рот да так и застыл, опираясь на подлокотники.
Доктор Сойер (видна табличка на груди расхристанного халата) забился в самую глубину своего кресла и даже выставил ладонь, словно хотел отгородиться от увиденного. Бородатый и очкастый профессор Чернин, длинный, с лицом застарелого язвенника, держал в левой руке, отведенной далеко в сторону, “мышь”, пультик дистанционного управления компа, а правой дергал и все никак не мог распутать узел старомодного галстука.
А краснолицый альбинос профессор Стьюарт держал во рту длинную сигарету и бессмысленно водил далеко в стороне язычком бледного пламени зажигалки.
Все это — и отдельные фрагменты, и общую картину — Сид воспринял в каком-то единстве, ухватил сразу, как в миг озарения вдруг угадываешь единственно возможный порядок сбора головоломки. И понял сразу, что чутье, инстинкт его не обманули, все происходящее здесь — сенсация, невиданная сенсация, может быть даже — историческое событие, хотя еще и непонятно какое. Раз в жизни такое выпадает, не будь он Сидом Макги, потомком славных непримиримых шотландцев. И он поймет и напишет, выкричит в телефон и выстучит в телетайп сообщение — толкнет с горы ком!
А пока он, как все, замер и слушал бесцветный, очень разборчивый голос синтезатора:
— Объект информацией ограничен необходимостью перестройки суперпозиции полей. Время расчету не поддается. Удивлены глубиной девиации…
7
“И на кой черт мне все это было нужно?” — подумал Даня Кружкин, еще не открывая глаз.
Потом вспомнил, как его вчера донимали репортеры, как он разозлился и под соусом своей гипотезы понес такую несусветную чушь о взаимопроникновении Пространства и Времени, что с профессором Черниным от услышанного случилась легкая истерика, переходящая в обморок. Вспомнил — и застонал, подтянув колени к подбородку. Очень стыдно. И вообще, на кой он высунулся как самый догадливый?! Ни к чему ж было орать. Никто этот проклятущий Конус не заметил бы. Повисел бы он тихонько, и если мужики там не врут — дождались бы они своего распределения полей и улетели бы, куда собрались. Без шума, без крика, как и появились.