Ветер над яром (сборник)
Шрифт:
Он хорошо знал это ощущение. Еще ни разу оно не появлялось просто так. Уже, значит, сказано что-то или совершен поступок, прямым и скорым следствием которого будут хлопоты, беспокойство, нервотрепка и так далее. Лучше бы это безошибочное ощущение появлялось, хоть на мгновение, заранее. Тогда можно было бы избежать многих неприятностей.
Пару минут Вася позволил себе помечтать о таком счастье, но пора уже было выезжать в Шарху: требовалось присутствие корреспондента на третьем экстренном собрании в карьероуправлении. Перед выездом Головко только и успел, что позвонить в “Интурист” и забежать на второй этаж, к ответственному секретарю —
Созванивался с автоцентром Вася, естественно, уже из своего кабинета, из редакции. Время приближалось к трем часам. Он уже собирался уходить, но задержался и прокрутил пленку автоответчика.
Оказывается, подвеска “Оки” — это еще не все хлопоты. За пять минут до его приезда на буксире из Шархи прозвучал звонок из Массандры, из интуристовской гостиницы. Голос с характерными интонациями…
3
…Потом занялись делом.
Татка бросилась поднимать распечатки, чтобы установить, с какого именно времени появилось такое распределение показаний. Даню почему-то тревожила мысль о том, на каком языке будут разговаривать через тысячу лет. Сойер достал свой персональный комп и, нажав клавишку, развернул на полные габариты демонстрационный экран.
За две недели знакомства и совместной работы Даня уверился, что у Алекса Сойера масса недостатков. Коллега оказался “безруким”, плохо знающим нестандартное оборудование, зато придирчивым к мелочам, а посему заставлял Даню доводить детали. Кроме того, Алекс — изрядный соня и большой любитель пошуметь насчет своей демократии, но вот чего никак нельзя отнять у доктора Сойера — так это умение совершенно блестяще работать со своим компом.
Вот и сейчас — только полюбоваться, как он управляется! И часа не прошло, Татка только-только разобралась в ворохе распечаток и установила, что искажение показаний появилось недавно, два часа назад, как раз на стыке смен. А на раздвинутом экранчике, торчащем, как парус над лодочкой, над Алексовым компом, уже выстроилась картинка.
Нет, нельзя не признать, что по части компьютерной грамотности мы сильно отстали. Вроде и в школе, и в институте, и на специальных курсах натаскивали Даню Кружкина, и прехорошенький ПК-ПС 113488 украшал его кабинет, а у Татки так и вообще был специальный диплом о присвоении высшей квалификации, а вот такого, как доктор Сойер, не сделали бы.
Нарисовала машинка на дисплее все, что там, на орбите, происходит. В самом низу экрана — главная платформа, чуть повыше и сбоку — платформы дополнительные, фокусированные, а над ними…
Над ними, всего в полукилометре, если верить масштабной сетке, электронный карандаш нарисовал трехсотметровый правильный конус со слегка сплющенной вершиной.
Все они знали: среди многообразия форм и размеров естественных космических тел такое исключено…
“Конус” висел в пространстве неподвижно, не менялось ни его расстояние от платформы, ни угол наклона его оси к плоскости.
Корабль.
Даже не обсуждалось — никаких сомнений у всех троих: корабль.
Конечно, можно, а быть может, и нужно было проверить программу, сымпровизированную
Четыре телекамеры, установленные на главной платформе, и еще три, установленные на платформах дополнительных, по командам с Земли могли немного поворачиваться. И вот теперь Татка включила сервомоторчики, поворачивающие камеры, и вывела “телеглаза” на предельные углы возвышения: так, чтобы корабль, конус или что еще там, оказался в поле зрения.
Телекамеры были предназначены для обзора платформ, использовались в основном для коррекции действий монтажников, заменяющих “бочонки” гравидатчиков или панели солнечных батарей. Для наблюдений за пространством вне платформ они все были приспособлены весьма плохо. И действительно: несмотря на все старания Татки, увидеть удавалось совсем немного: размытые звезды, очертания соседних платформ и на самом краю рамки — когда вверху, когда сбоку — зияла неопределенная чернота. Как будто прежде не замечаемая прореха в звездном небе.
Тут, наконец, Кружкин соизволил заинтересоваться Таткиными манипуляциями. Оборвав увлекательный двуязычный спор, спросил:
— Ты чего все перескакиваешь с камеры на камеру?
— А они больше не поворачиваются, и на каждой только чуть-чуть видно…
— Да видно ли? — спросил Кружкин, глядя в экран.
— Во всяком случае, такой черной полосы быть не должно.
— Ладно, — согласился Даня, — сейчас посмотрим…
Ну кто бы, кроме Кружкина, мог такое сделать? Пару минут пощелкал на пульте управления связью клавишками, а потом, к ужасу Сойера, полез с кряхтеньем под пульт. Своротил плохо закрепленную дверцу, отыскал по только ему ведомым приметам в чреве разъем. В темноте и в пыли перемкнул несколько контактов канцелярскими скрепками — и вдруг центральный экран мигнул и как бы разделился на самостоятельные островки: все картинки с телекамер воспроизводились одновременно.
Изображение звездного неба платформ располагалось по периметру экрана, точнее, нижней его части. А середину и верхнюю часть занимала большая черная клякса. И можно было прикинуть, что в габариты его свободно вписывается конус, “увиденный” гравизором и компом Алекса.
— Ну вот так, примерно, — Даня полюбовался на творение рук своих, затем уселся в кресло и уставился в пространство. — Пора народ звать.
Алекс непонимающе уставился на него, и тогда Кружкин сказал по-английски:
— Полагаю, настало время проинформировать коллег и руководство о наших неожиданных результатах…
— Нет! — воскликнула Татка…
4
Сказать, что Сид Макги падок на сенсации, было бы принципиально неправильным. Никогда он за ними не гонялся и уж тем более не раздувал их из каждого пустяка. Но работа у него была такая, что не полагалось упускать ни одного, пусть и самого призрачного шанса, для того чтобы сделать “горячий” материал. Новости, перепечатанные с телексов ЮСИА, ЮПИ, ТАСС и прочих, и даже реклама еще не делают лица газеты, не заставляют покупателей выбирать именно “Санди Монитор” из дюжин средних, толстых и толстенных газет, заполняющих киоски.