Ветер нагваля или Прощание с доном Хуаном
Шрифт:
Потом наблюдаю сложный сюжетный монтаж кадров, состоящий из комбинации прошлого и будущей встречи. Я и моя дочь. Я встретил свою неприкаянную брошенную много лет назад малышку одну, без мамы. Она не плачет. Она просто смотрит на меня смышлёно и всё-всё понимает. Знаю, что я должен снова её удочерить, прижать, приласкать, поцеловать и вновь обрести. Но одновременно осознаю, что уже не смогу это сделать. Слишком поздно. Мне надо уезжать надолго, насовсем, навсегда. Ничего уже не вернуть, не возвратить. Поздно. Просто увидеть в последний раз. Моё сердце тоскливо и раскаянно сжимается, как побитая хозяином, виноватая собака. Я всматриваюсь в дочкино лицо и, вдруг, вижу, что на самом деле это не она, а я сам, только такой же маленький, её возраста. Все родственники
Подъезжаем к Киеву… Перрон. Цветы. Официальные сухие поцелуи в щёки. Дочь Аня почти с меня ростом. Обыкновенные, какие-то будничные разговоры. «А у вас тепло… А ты не постарела (жене)… Как ты подросла (дочери)…» И приблизительно тоже самое в ответ.
Летнее открытое кафе. Шампанское. Жареные куры—гриль. Моя бывшая жена и впрямь не изменилась. Больше десяти лет не виделись. Или так кажется. Тайком наблюдаю за дочкой. Аня подчёркнуто доброжелательна ко мне, но чуть капризна с мамой. Потом я у них дома. Чай, торт, телевизор. Моя внутренняя музыкальная тональность остаётся прежней. Внутри: ностальгия, гитара, надрыв, нежность прикосновения к прошлому, юность, зовущие к любовному прощанию струны…
Внешне спокоен, разговорчив, будничен. Неожиданно за небрежным разговором узнаю, что дочь после нашего с женой развода действительно оказалась одна, даже без мамы. У бабушки с дедушкой. Совсем, как я в своё время! Её мама (моя бывшая жена) выходила замуж повторно, и дочь моя мешала новому браку…
Погружаюсь глубже в печаль. Сон в поезде как всегда точен. Прячу выступающие слёзы в глазах за смехом над чем-то комичным, идущим по телевизору. Нагваль Хулиан — учитель дона Хуана — делал наоборот, он скрывал свой смех над молодым и наивным учеником под фальшивыми рыданиями.
А мою внутреннюю гитарную музыку заело, как старую пластинку на одном месте. И вынесло на другую звуковую дорожку. На экране телевизора показывали клип Ирины Салтыковой, и лилась и проникала в душу простая, незатейливая грустная песенка «Ты вчера сказал привет…»
Я рассматриваю детский фотоальбом своей взрослой дочери. И вижу ту самую фотографию, которая мне очень нравилась, — Вот мы какие, господи! — которая умиляла, вызывала нежность и отцовскую любовь. Дочурка в сидячей коляске. Кулачки маленькие сжаты. Усталая от детских дел головка опущена на плечо. Глазки закрыты. Спит сидя. «Я пришла в этот удивительный и прекрасный мир для счастья. Любите меня. Я уникальна и красива, правда? Любите. Знаю, вы радостно ждали меня…»
Любите меня. Я вышел в этот… Родители, где вы? Что с тобой, папа? Где ты, мама? Почему ругаетесь? Почему вы перестали любить друг друга, а вместо любви яростно ссоритесь? Почему вы не любите меня, почему бросили?
Так было и со мной. В раннем детстве и старше, когда родители окончательно развелись. Сон в поезде. Она, моя дочь, — это я. Аня повторила мою судьбу…
Следующим утром гуляли по прекрасному, летнему Киеву уже вдвоём. Странное, непривычное ощущение «я — отец». Родственные энергии. Городской зоопарк. Волнуются, беспокоятся за решёткой звери. Волнуюсь и я, говоря слова прощения дочери на лавочке. Вижу, и в её глазах проступает слёзная жидкость. Пауза. Боимся расплакаться хором. Сменили поспешно тему…
Проводы. Прощание. Вокзал. Отправил дочку на автобус к маме домой раньше. До отправления моего поезда ещё целый час. Решил побродить ещё немного в одиночестве. Снова хлынула на меня нудная, глупая, грустная, незамысловатая песенка «Ты вчера сказал привет…» Завертелась назойливо. Стал в голове крутиться снова и снова назойливый мотив. И вдруг стрела мысли, словно пущенная коварным врагом из-за невидимой засады, смертельно пронзила мне сердце. Я так остро, надрывно, внезапно осознал, что жизнь не пишет черновиков! Что ничего вернуть невозможно. Не проработать никакими дыхательными упражнениями,
С пронзительным пониманием необратимости данной ситуации дикое невыносимое звериное отчаяние и тоска охватили меня. И эта безумная, безудержимая энергия во мне закипела, забурлила, стала искать выход и готова была взорвать меня изнутри.
Страстные, неукротимые побуждения стали требовать немедленно нечто предпринять, сделать, совершить. Захотелось ударить рукой по дереву с такой мощной силой, чтобы рука разлетелась в щепки. Я не подозревал ранее, что способен носить в себе такие буйные, разрушительные эмоции. Возле летнего кафе находилось большое сборище молодых парней, разгорячённых вином. Подумал, лучше я оторвусь на полную катушку в драке. Один против десятерых. Чувствую такую силу в себе, что смогу уложить всех, меня не остановишь встречным ударом!…А, Бог с ними… Но, как найти выход разрушительной энергии? Что мне делать с этой тяжелой, невыносимой, неземной тоской? Напиться по-русски до смерти!?
Усилием воли сдерживаю себя от разрушительных действий. Пора к поезду. Молюсь на ходу. Отпустило.
Испытываю ностальгическую нежность к тому, что оставляю в этом городе и к самому Киеву. Снова стук колёс. И вновь Джипси Кинг… уносит меня в мою магическую жизнь. Всё туда, назад к дону Хуану…
Бегу. Всё бегу к тому самому месту. Ты помнишь его. Моё тело снов стало легче. Я готов лететь с магами. Однако старый предводитель партии магов нагваль дон Хуан уже взял курс за горизонт. Ещё успеваю увидеть хвост косяка последнего, замыкающего отряд, улетающего насовсем мага. Это был Сильвио Мануэль. Самый таинственный, скрытный и сказочный из всех магов. Он послал мне прощальную вспышку света, но может это мне только показалось. Я опоздал. Последние толтеки улетели. В это время оставленный магами Карлос уже прыгнул в пропасть…
А я не могу очнуться. Опоздал… Пребываю в той же самой тоске и растерянности Кастанеды. А может быть, он — это тоже я? Или просто не пришло ещё мое время? А что, если?.. — меня сразила неожиданная догадка.
Вдруг меня настигло осознание — то самое «вдруг» пронзающего понимания — когда точка сборки уходит глубже влево, к сердцу, любви. Вдруг я понял что-то очень важное и, пожалуй, самое-самое главное. Одновременно я вижу над собой в небе птицу. Ту самую птицу свободы, которая, пролетая, никогда не возвращается, не оборачивается и не позовёт больше, если пролетит мимо…
Негромкий разговор
Из семейной истории. Мой деревенский, легендарный дед Иван от природы крепкий телом и сердцем — он прожил 95 лет — был лесником. В возрасте за 40 в лесу его укусила сукотная (беременная) гадюка, укус которой является неотвратимо смертельным. Он не придал этому значения, поскрёб ранку перочинным ножичком и пошёл дальше. Спустя некоторое время по счастливой случайности на лесной дороге его нашли в крайне тяжёлом состоянии. Отвезли на телеге к бабке-знахарше, в другую деревню, и та заговорила укус. Всё последующее время он отлёживался на печке, испытавая дикие, непереносимые боли. Поражённая нога его распухла до невозможности. Моя тётка Мария, тогда ещё девчонка, сидела подле него и впоследствии описывала нам его мучительные переживания. Между прочим, всегда от природы очень скрытный и замкнутый дед от боли развязал свой язык и рассказал Марии всю свою оригинальную биографию и жизнь, о которой до сих пор никто и не знал, даже его жена (моя бабка). Чтобы избавиться от мук дед даже помышлял застрелиться — в семье имеется легенда о том, что он где-то тайно прячет старинный револьвер, инкрустированный алмазами. Но дед отлежался и выжил. И осталась от раны своеобразная татуировка на ноге в виде змеиного окаймления, на память. Говорят, если бы не заговор знахарши, — помер бы.