Ветер нагваля или Прощание с доном Хуаном
Шрифт:
Если есть ты, Бог, то как ты не справедлив! Но значит нет тебя!
Знаю уже, что молитва все ключи открывает, и даже смерть остановить может. Из опыта это. Но вот беда. Сердце моё наглухо закрылось. Любить не хочет. И всё чаще и чаще запирается подолгу. Сухое, мёртвое, бездушное сердце моё стало. Нет сердца у меня, вместо него — дырка! Тупик во всём непробиваемый. А без сердца как бы уже умер я. Как труп существую по инерции.
Уж в какие только хитрости не пускался. Энергии гонял по каналам. И токи есть, и движение, и тепло с пульсациями. Пробивается что-то болезненно вроде, а болезнь моя не только не приостанавливается, а пуще прежнего обкладывает. До конца решил стоять. Большой опыт здесь заимел. Воля и жажда до жизни во мне говорят. Выжить, выстоять, преодолеть
Но более на главную свою магическую хитрость рассчитывал, на помощь дона Хуана. Но здесь дело не простое встало. Его магия моё тело преждевременно-то и разрушало. И любовь моя к дону Хуану, к магии его, как в молодости любовь к падшей женщине одной демонической красоты. Запал я тогда на неё сильно. И ничего поделать с собой не могу. Знаю, тянет она меня на дно. Сама стремительно гибнет, опускается и меня прихватила, за собой, тащит. Понимаю, что падаю я с ней в бездну тёмную. Понимаю, а разлюбить не могу…
Так же и с доном Хуаном сейчас в магическом волшебном танце. Хитростью хотел болезнь свою обойти.
Я от этой жизни печальной своей отвернулся. В сновидения свои кинулся, погрузился. И там мрак, темнота, беспросветность! Серые улицы какие-то, скользкие мосты, люди—тени. Крысы дорогу тёмную перебегают. В канавах змеи шершавые. А главное — небо закрыто! Густое, чёрное оно. Хоть бы лучик мелькнул, будь бы кусочек маленький солнышка! Знаю, засветит во сне, — наяву тут же лучше станет. В осознании я по снам рыскаю — охота на солнце! Чуть отблеск света замечу — сразу туда. Нет… мираж, свет отражённый, тенями занавешенный.
Боги, дайте солнце, где вы?!
Не поймал солнце, на себя во сне обратился. Стал себе во сне почки оживлять, лечить. Гляжу — и наяву эффект в почках: токи, тепло. А болезнь усугубляется. Резервы энергетические на осознание себя потратил, иссякли они, и у больных почек энергия отбирается… Чувствую, опрокидыватель — накатывающая сила смерти, всё методичнее меня кулачком в животик тюкает так, и медленно рассыпаюсь я…
Вот здесь меня на новый уровень сознания стало выносить. Точки сборки движение. К безупречности стал прибиваться. Отказываюсь я от врачей и экстрасенсов. Не хочу больше, чтобы одни в моё тело антибиотики вливали, а другие — тёмные свои энергии. Что за болезнь моя такая? Она же великий учитель мне, думаю. Покруче Мескалито, — другом её сделаю! Прорывы, озарения у меня пошли. Кто это во мне, размышляю, так страдает, беспокоится и умирать не хочет? Эго моё разненаглядное! Взял — и выкинул его! Суждено мне умереть, так зачем ещё страдать и мучиться дополнительно? Какая разница? Лучше умирать буду в радости, любви и благодарности за то, что жил, и жизнь давалась. Прозрел. Отбросил мученичество своё, и остались радость и тихий смех существования. Ай, да учитель, ай, да Мескалито (болезнь так назвал) [28]
28
Любая болезнь имеет определенный уровень и количество сознания. Примечание автора
Однако сознание на достигнутом уровне ещё не закрепилось. Точка сборки назад откатывается, во мрак. Но главное, я настроение воина поймал — отрешённость и безразличие к себе. Стал наблюдать равнодушно, как моё тело медленно умирает, будто не мое, а чужого человека.
Тут во сне проблеск неожиданный случился — солнце. Засветило вдруг — вот надежда!
Шёл я в этом сне по солнечной зелёной поляне. И, похоже было, подходил к какому-то посёлку. Повернул голову вправо, глядь, сарайчик старенький. На нём птица чудесная—расчудесная сидит. Крупная, широкая, размером с человека, с тёмно-зелёными красивыми отливами, крылья чуть раздвинуты. И с головой человеческой! Вроде, сказочная птица. Волнительно мне стало. Проблеск осознания меня прошиб. Это же вещая птица! У неё много имен: Гамаюн, Сирин, Алконост. А в христианстве — это символ божьего промысла, проводник определённых сил, пусть и не всегда
Кинулся я к женщине—птице, лицо у неё тёмное, африканское. Почему-то на одно колено припал. И страстно—страстно так и жалобно стал ей быстро-быстро рассказывать. Как страдаю я сильно, как болею, как мучаюсь, что ищу Бога, счастье и любовь.
И тогда союзник открыл мне своё имя. Сказал мне, что в любое время могу его вызвать. И что он лечить меня будет.
Дальше случился то ли пробел какой-то в сознании, то ли я память кратковременно потерял. Но возле меня женщина оказалась тёмнокожая, но с тем же самым лицом, что у птицы было. Ага, думаю, всё тот же союзник это. Просто перенастройка световых волокон внутри кокона произошла и в более привычную интерпретацию восприятия обернулась.
Сначала испугался я. По ощущениям слишком мощный от неё энергетический заряд шёл. Приложила руку она мне на голову, замер я. Сейчас, думаю, как шибанёт! Но ничего… полегче было. Давление и энергия сверху через голову пошли вниз, но не такие мощные как ожидал. Дальше, вроде, опять сознание потерял или провал в памяти случился. После лежим уже вместе. И женщина эта тёмная, союзник мой, крепко меня в объятиях держит обеими руками и говорит, что кататься нам надо по земле. Катались в обнимку. Встал я. По мне энергия ходит. И все-все блокировки в своём теле одновременно чувствую. Много их! Я думал меньше, ведь долго уже с собой работаю. Особенно сильно обе почки забиты. Но и печень тоже. И стала энергия эта болезненно и остро распирать все больные органы мои и блоки.
Я контроль над собой потерял в том сне. В постройку какую-то побежал, где будто бы деньги у меня лежат, чтобы союзника отблагодарить — произошло снижение уровня осознания. А потом проснулся из-за необходимости в туалет сходить. Расстроился, что прервал во сне такой важный контакт. Раннее утро было. Снова лёг спать. И опять через мгновение оказался я в том же самом сне, в той же позиции точки сборки.
Продолжаю движение к посёлку знакомому в какой-то надрывной печали и одиночестве, но с чувством, что встреча с союзникам у меня здесь назначена. Прохожие стали попадаться. Нет союзника! Неожиданно вспомнил его имя, стал громко кричать и звать союзника жалобно. Хлопнуло что-то издалека, шелест крыльев будто. Точка в небе увеличивается, и уже около меня птица шмякнулась. Окрас тот же тёмно-зелёный, но голова на этот раз тоже птичья. Клюв очень большой, округлый, как у попугая. Стал я гладить птицу, чувство вины перед нею испытывая за то, что имя её при посторонних людях открыл. Сознания не высокое, забыл, что не люди были во сне этом.
В очередной раз не смог быстроту событий запечатлеть. Только повторилось — опять птица женщиной подле меня обернулась. И всё той же знакомой, тёмно-кожей. Стал я торопливо, чтобы успеть, ей опять рассказывать, что да как болит.
В этот раз союзник сильно так надавил пальцами мне лоб в две точки на выступах бровей. И меня пронзили две ветки тока ото лба через челюсти к зубам. Да так больно в зубах сделалось, как у зубного врача в кабинете. Вскрикнул я, а потом тихо выдавил: зубы… Громко залаяла соседская собака. Проснулся, ещё боль в зубах стоит. Чувство незавершенности контакта с союзником осталось. Что же это было?
Время прошло. Я со своей неуклонно развивающеяся болезнью опять наедине остался. Никого не хочу видеть. Даже смерти захотел. Временами казалось: жизнь, смерть — всё едино. Всё бессмысленно и абсурдно. Всё равно все умрут. То чудилось и представлялось, что всё сон вокруг. Я и моя болезнь мне только снятся. Мои действия в контролируемую глупость превратились. Да и книжку свою, уже почти написанную, несколько раз хотел в печку бросить и сжечь.
Приехал в город ненадолго. Вижу, мой союзник свою работу развернул: пригнал ко мне союзник с Украины женщину—целителя меня лечить. Наяву. Но я подумал-подумал и отказался от помощи тёмного союзника и отдал себя в руки Бога.