Ветер нашей свободы
Шрифт:
— Кто это? — тихо спрашиваю, не отрывая взгляда от загадочного мужчины по ту сторону ворот.
— Я, — каркает тень, — Михаил, смотритель этого места. Для друзей и милых дам просто Клоун.
— Очень приятно, — отвечаю, удивляясь, как он умудрился услышать мой вопрос. — Я — Агния.
— Да шевелитесь вы! — вскрикивает Клоун. — За забором будете тискаться.
— Все, милая Птичка, шутки кончились, идем, — смеётся Фил, и делает шаг по направлению к воротам. Снова поражаюсь, с какой легкостью он несет меня, будто во мне весу, как в цыпленке.
Через
18. Гуинплен*
Огромная чёрная тень трансформируется в невысокого сутулого мужичка, с шаркающей походкой. Он ведёт нас по извилистым дорожкам, слегка припорошенных снегом, вглубь парка. Обнимаю одной рукой Фила за шею, другой придерживаю сумку с фотоаппаратом. Я бы с удовольствием сделала несколько снимков этого загадочного Клоуна, так напугавшего меня при первом появлении, но пока воздерживаюсь, потому что не знаю, как он отреагирует на мои действия. Вдруг рассердится?
— Еще немного осталось, — скрипит наш проводник, не поворачивая головы. — Чего ты ее тягаешь? Сама бы шла.
А он тактичный мужчина, ничего не скажешь, но Фил лишь ухмыляется его словам, будто давно привык к чудачествам смотрителя парка.
— Вот скажи, старый черт, если бы сам встретил такую девушку, то удержался бы, чтобы на руки ее взять? — спрашивает Филин и смеется, а у меня кровь от его слов забурлила.
— Не знаю, мне давно уже молодые девушки на руки не прыгают. Говорят, моя рожа им не по вкусу, — вздыхает Клоун. — Так что я, может, и рад бы какую красавицу вихрем закружить, но кто спрашивает о моих желаниях?
— Что-то у тебя речи какие-то нынче слишком депрессивные, — говорит Фил и немного замедляет шаг. — Спасибо, что короткой дорогой провел.
— Ну, а как иначе? — спрашивает проводник и, остановившись у маленького одноэтажного домика, будто сошедшего с какой-нибудь открытки, наконец, поворачивается к нам лицом.
Фонарь возле домика освещает его невысокую приземистую фигуру полностью, и я могу хорошо его рассмотреть, но увиденное заставляет в ужасе зажмуриться.
— Ты обещала не бояться, — шепчет Фил мне на ухо. — Открой глаза — он не кусается.
Следую его совету и стараюсь побороть порыв грохнуться в обморок, потому что я впервые вижу такое лицо, как у Клоуна.
— Думала, меня так прозвали, потому что я детям фокусы смешные показываю? — ухмыляется мужчина, а я лихорадочно пытаюсь придумать, что ответить. — Не переживай, деточка, твоя реакция еще не самая обидная. Бывало и хуже.
— Извините, я не хотела, — говорю и сама не узнаю свой голос, настолько он высокий и срывающийся.
— Ничего страшного, — говорит Клоун и, наверное, улыбается, но понять сложно.
Я не знаю, кто с ним это сделал, но тот варвар явно был фанатом Виктора Гюго: наверное, ножом или каким другим острым предметом кто-то разрезал его щеки до самых ушей, навечно запечатлев на лице зловещую улыбку.
— Фил, — обращается Клоун к моему спутнику,
— Хорошо, я позвоню, если что-то понадобится, и не волнуйся — мы тихие, — смеется Фил.
— Не знаю, насколько вы тихие, но последнее посещение моих скромных владений твоим дружком до сих пор забыть не могу, — говорит Клоун, ковыряя носком растоптанного видавшего виды ботинка небольшой сугроб. — Чуть весь парк не развалил к чертям.
— Всегда тебе говорил, что за Арчи следить нужно хорошенько, — смеется Филин.
— Что с меня взять? Старый дурак, — хрипит Клоун, и снова на лице возникает эта жуткая улыбка.
Невыносимо хочется спросить, кто с ним такое сделал, а, главное, за что, но не решаюсь. Меня с детства учили не обращать внимания на внешние недостатки, поэтому отвожу в сторону взгляд, пытаясь лучше рассмотреть необычный домик. Будто сахарной ватой покрыта его крыша снежной шапкой, а маленькие круглые окошки закрыты снаружи деревянными ставнями с резными причудливыми узорами. Ночью не видно, какого цвета стены, но они светлые и чуть отблескивают в свете фонарей. Наверное, в такой домик попали Гензель и Гретель. Достаю фотоаппарат и делаю несколько снимков здания, пока оно так таинственно и загадочно. Больше всего люблю фотографировать что-то, что таит в себе загадку, которую пока сама для себя не разгадала — так и снимки получаются более атмосферными, полными незаданных вопросов и неразгаданных тайн.
— До свидания, милая барышня, — слышу голос Клоуна и вздрагиваю: все в этом странном, искалеченном косматом мужичке пугает меня.
— Клоун, можно Агния тебя сфотографирует? — неожиданный вопрос Фила заставляет меня улыбнуться: не думала, что он так хорошо меня понимает.
— Почему бы и нет? — пожимает мужчина плечами. — Только не уверен, что кому-то захочется по доброй воле смотреть на мою морду.
В этих словах столько горечи и невысказанной боли, что чувствую такую тоску, как будто это меня какой-то извращенец исполосовал. Пока во мне бушуют эти чувства, а Клоун еще не успел закрыться, уйти в себя, направляю на него объектив и щелкаю, щелкаю. Знаю, что эти снимки должны увидеть мир, их должен увидеть каждый, чтобы понять, как уродлива чья-то жестокость.
— Спасибо, — говорю, убирая фотоаппарат.
— Нашла, за что благодарить, — хмыкает Клоун, отводя взгляд. — Ну, в общем, я пошел.
И действительно уходит, постепенно снова превращаясь в тень.
— Что с ним произошло? — спрашивая, чувствуя, как дрожит голос. — Расскажешь?
— Ты действительно хочешь об этом знать? — удивляется Филин. — Вообще это довольно грустная история, да и тайна, к тому же. Может, не хочешь все-таки?
— Я не настаиваю, но очень интересно.
— Ладно, может, и расскажу, но не на улице же, — улыбается Фил. — Пошли внутрь.