Ветер нашей свободы
Шрифт:
— Вы с ней близки?
— Это долгая история, о которой я пока не готов говорить, — отвечает со вздохом, и я чувствую, что для него эта тема не из легких.
— Всё? Больше ни о чем не расскажешь? — понимаю, что подобного момента может больше не быть, поэтому хочу узнать как можно больше о нем.
— А этого мало? — усмехается, продолжая терзать мои волосы. От его прикосновений, легких и чуть ощутимых, мурашки бегают. — Какая ты ненасытная.
Его губы в опасной близости от моей кожи и я чувствую, насколько теплое его дыхание. Кажется, еще секунда и он коснется ими моего уха, но нет, этого не происходит. Он будто играет на моих нервах, а я не знаю, сколько
— Нормальная я.
Голос мой похож, скорее, на писк — будто разучилась говорить, а могу только издавать странные звуки. Чувствую, как Фил ухмыляется и слегка дует мне на кожу.
— Жарко? — спрашивает шепотом, а я не могу ничего ответить, потому что в голове ни одной связной мысли, а только лишь плотный серый туман, поглотивший мой разум. — Что еще ты хочешь обо мне знать? Я — человек, не ставший художником, хотя подававший большие надежды. Тот, кто за последнее время не написал ни единой картины, не натянувший ни единого холста. Я тот, кто уже год не брал в руки гитару, хотя раньше только ею и спасался. Человек, который сутками работает, где-то ездит, о чем-то договаривается, только чтобы не оставаться наедине с самим собой. Потому что однажды я испугался того, что могу увидеть на дне своей души. Я никогда никого не любил, потому что разучился чувствовать к женщинам тепло. Парень, чья душа давно уже замерзла. Я тот, кто сможет принести тебе только лишь разочарование. Ты все еще хочешь знать меня лучше?
— Да.
Потому что это правда. Я хочу узнать его, потому что по-другому просто не выживу.
*Гуинплен — герой романа Виктора Гюго "Человек, который смеется" — юноша с изуродованным лицоми искалеченной судьбой.
19. История, рассказанная под облаками
Фил тихо смеется и медленно проводит рукой вниз, дотрагивается до края свитера и легко поддевает большим пальцем. Смотрю на его руки и замечаю, насколько музыкальны пальцы парня — длинные, изящные. У Фила смуглая кожа, теплого красноватого оттенка, как будто он только недавно вернулся с курорта. Хочу коснуться его, но сдерживаюсь — не могу понять, к чему приведет эта ситуация, и не хочу торопить события, подливать масла в огонь. Наши отношения и так, как по мне, слишком быстро развиваются.
Его палец пробирается под свитер и касается обнаженной кожи, от чего в ушах стоит шум, а в глазах прыгают пьяные чертики. Ощущаю, как мое сердце бьется где — то в районе горла, да так сильно, что невозможно дышать.
— Помнишь, как я тебе пообещал, что никогда не сделаю того, чего бы ты сама не захотела? — шепчет, чуть касаясь губами мочки уха. Совсем легко, незаметно, но от этого прикосновения кровь стынет. Никогда я не испытывала ничего подобного.
Вместо ответа киваю, потому что боюсь, что голос выдаст все чувства, бурлящие внутри.
— Я знаю, что сейчас ты ни к чему не готова, — его голос в эту минуту кажется еще более хриплым, от чего чувствую напряжение во всем теле, как будто у меня не позвоночник, а натянутая струна, которая вот — вот порвется. — Но мне очень хочется, чтобы когда — нибудь ты сама пришла и сказала, что я тебе нужен. По — настоящему, понимаешь? Не как модель, а как мужчина, человек. Не паззл, который хочется сложить из чистого любопытства, а именно я — со всеми своими грехами, недосказанностью и тайнами, со всем тем дерьмом, в котором барахтаюсь день ото дня. Обещаю,
— А я тебе нужна? — не понимаю, что он говорит, что вообще хочет от меня — в голове все перемешалось, я, будто набитая ватой кукла лежу тут, на полу возле камина, сгорая от стыда и желания.
— Знаешь, милая моя Птичка, если бы ты была мне не нужна, то я отвез бы тебя прямиком домой, — усмехается Филин. — А так мы оба здесь, смотрим на запертое в камине пламя, за окном тихо падает снег, а совсем рядом искалеченный Клоун в любой момент, по первому моему звонку, готов запустить, например, колесо обозрения. Ты любишь кататься на колесе обозрения?
— Да.
— Вот, значит, сейчас мы поднимемся, оденемся и пойдем кататься. Надеюсь, когда ты вернешься домой, у тебя не останется вопросов, нужна ты мне или нет.
Тихий вздох вырывается из меня, потому что я совсем не хочу домой. Хочу остаться здесь и до скончания веков наблюдать за пламенем, вдыхать запах Фила и ни о чем никогда больше не думать. Впервые в жизни чувствую себя в полной безопасности, но ни одна сказка не длилась вечно, закончилась и моя.
— Клоун? Дружище, включишь для нас колесо обозрения? — Фил разговаривает по телефону, не переставая поглаживать большим пальцем мой живот. — Хорошо, сейчас идем.
Хочется крикнуть, что у меня нет желания никуда уходить; не желаю, чтобы он останавливался. Впервые в жизни действительно хочу кого — то, да так сильно, что в глазах темнеет, а кровь шумит в ушах, но гордость не позволит — Фил дал мне месяц, но не знаю, выдержу ли эту муку. Я сто раз уже пожалела, что согласилась на эту авантюру. Хотела построить карьеру, мечтала, что меня заметят, а на самом деле заработала головную боль. И почему Фил такой порядочный? Почему не хочет сделать со мной то, что обычно делает с такими девушками, как синеглазая и ее подружки? Или это все отговорки и, на самом деле, он просто — напросто не хочет меня? Лавина комплексов и стыда накрывает с головой: с самого начала знала, что не нужна ему, так почему сейчас позволила себе надежду? Чертов Филин! Лучше бы я тогда голову себе разбила или вообще никогда его не встречала, чем так мучиться сейчас.
Фил тем временем поднимается, а я ложусь спиной на пол, глядя в потолок. Хочется плакать или кричать, может быть, даже подраться с кем — то. Не узнаю себя — таких чувств никогда не испытывала, всегда жила спокойно, иногда заводя непродолжительные романы, легко расставалась, никогда ни за кем не страдала, но вот стоило этому бритовисочному встретиться на пути, как я стала сама не своя. Не могу дождаться, когда этот месяц закончится, чтобы больше никогда не видеть этих черных глаз, что сейчас сияют надо мной, как две звезды. Боже мой, глаза — звезды… Какая пошлость мне в голову лезет! Совсем сдурела.
— Хочешь, поспи тут, мешать не стану, — Фил склонился надо мной, легко касаясь пальцами моего лица. Его движения как бабочки, порхающие по моей коже.
Ну, не дурачок? Мешать он не будет. А что, если я хочу, чтобы он мешал мне спать?
— Нет, пошли кататься, — говорю, снова садясь. — Сто лет не была на колесе обозрения, а зимой в ночном парке так вообще ни разу.
— Уверяю, тебе понравится, — ухмыляется Фил и помогает мне подняться.
— Ты, смотрю, знаешь толк в развлечениях, — бурчу себе под нос, разминая затекшую ногу.