Ветер перемен
Шрифт:
– И зачем же ты таких к нашему делу привлекаешь? – недовольно буркнул Сталин.
– А я к ним человека послал, который с ними говорить умеет (меня же и послал, ясное дело), – продолжал улыбаться председатель ОГПУ. – Ему там стали дифирамбы крестьянину петь, так он их быстренько построил. Сказал просто: либо вы, знатоки крестьянства, найдете пути, как крестьянина подтолкнуть к добровольному объединению в колхозы. Посчитаете, что для этого нужно, и что мы реально сможем выделить для такого дела. Либо крестьянина в колхозы загонят без вас и без всякой добровольности. Выбирайте!
Тут и Сталин улыбнулся, но все же
– А не проще без этих эсеровских недобитков обойтись?
– Боюсь, что не проще, – серьезно ответил Дзержинский. – Наши партийные кадры таких дров наломать могут – потом знай расхлебывай. А эти все же в деле разбираются. И если у них получится реальный план, как основную часть крестьянства хотя бы лет за десять в крупные хозяйства объединить, то мы-то будем только в выигрыше. Ведь если крестьянина через колено ломать…
– А что, не сломаем? – вставил реплику председатель СНК СССР.
– Сил-то, думаю, хватит, – отозвался его собеседник. – Но ты же сам знаешь по Гражданской: крестьянин на чрезвычайные меры свой ответ имеет. Начнут посевы сокращать, пойдут на убой скота. Нам это надо? Нам же город и промышленность кормить. Кстати, чтобы резкими движениями не спровоцировать крестьян на убой скота, – добавил он, – уже хороший обходной маневр предложен: коров и лошадей у них по большей части не забирать, но засчитывать как взнос в неделимые фонды коллективного хозяйства. Так что мужичок свою лошадку и коровку по-прежнему у себя в руках держать будет, но числиться она станет уже в колхозе! А для создания хорошо оснащенных коллективных ферм молодняк у колхозников либо покупать, либо засчитывать как поставки государству.
– Ладно уж, раз получится у них дельный план, не будем к их эсеровскому нутру придираться. Но только ты этих субчиков под плотным контролем держи – мало ли чего от них ожидать? Все-таки не наши люди, очевидно, – заключил Сталин.
– Еще один вопрос хотел с тобой обсудить, который на бумагу класть не стал, – произнес Феликс Эдмундович.
– Это что же за секретный такой вопрос? – заинтересовался его собеседник.
– Есть донесения, что Зиновьев накануне съезда готовится выкатить против нас вопрос о равенстве и справедливости, который якобы сейчас более всего волнует широкие массы.
– Демагог! – презрительно бросил Иосиф Виссарионович.
– Да, демагог, – вздохнул Дзержинский. – Но на удочку этой демагогии он может поймать немало народу, в том числе и левых загибщиков в наших рядах. Поэтому тут надо сделать тот же маневр, что и с кулацкой опасностью: крикам о равенстве и справедливости противопоставить конкретные шаги, что эти самые справедливость и равенство утверждают.
– Вот не понимаю я этих нападок на руководящие кадры! – в сердцах воскликнул Сталин. – Разве лучшие наши люди своей самоотверженной работой не заслужили тех благ, что они имеют?
Дзержинский усмехнулся, но на этот раз невесело, скорее даже зло.
– Тебе прекрасно известна моя точка зрения на привилегии наших начальственных партийцев, – жестко бросил он, как камнем запустил. – Но приходится считаться с реальностью: сволочных черт натуры, заложенных в нас проклятым прошлым, враз не переделаешь. – Тут тон Дзержинского сделался почти примирительным. – Поэтому не намерен затевать войны против хорошей жизни наших руководителей. Я и сам на автомобиле езжу, одежда и стол у меня совсем
Председатель Совнаркома заметно помрачнел:
– Такие сволочи и сейчас уже есть.
– Ну хорошо, – продолжал Дзержинский, – положим, этих сволочей мы по мере сил выкорчевывать будем. Но ведь это подрывает авторитет партии!
– И чего же ты хочешь? – столь же мрачно осведомился Сталин.
– Сделать так, чтобы мы не выглядели отгородившимися от народа стеной привилегий. Нет, я не собираюсь на них посягать! – воскликнул Феликс Эдмундович, видя растущее недовольство на лице собеседника. – Подойдем к вопросу, так сказать, с другого конца: допустим к этим благам рядовых рабочих.
– Не понял, – по-прежнему с неудовольствием пробурчал Сталин, – ты что же, рабочим автомобили выдавать собрался?
– Когда собственное автомобильное производство наладим, почему бы и не премировать передовых рабочих автомобилями? – отозвался Дзержинский. – Но сейчас я о другом. Есть, например, санатории Управления делами ЦК, и так же точно в ЦИК и в Совнаркоме. Почему бы часть времени года не направлять в некоторые из них на отдых ударников труда из рабочих и крестьян, так, чтобы их там было большинство? Да еще обязать руководящие кадры, что там отдыхают, не чураться общения запросто с рядовыми тружениками? И наоборот – некоторых наших много возомнивших о себе бюрократов отправлять в места отдыха попроще? Пусть понюхают, чем народ дышит!
– А что? – повеселел Сталин. – И в самом деле, не помешало бы некоторых наших зазнаек опустить с небес на землю.
– Против таких зазнаек, в том числе и на самом верху, – многозначительно проговорил Феликс Эдмундович, – можно пустить в массы хороший лозунг: развертывание критики и самокритики, невзирая на лица. Даже если и кого из нас лягнут пару раз – нестрашно, коли меры не перейдут.
– Критики и самокритики, говоришь? – задумался Иосиф Виссарионович над моим беззастенчивым плагиатом из него самого, только пущенным в ход на четыре года раньше. – Невзирая на лица? Тут что-то есть. Идеологически это должно хорошо смотреться. Но важно будет вожжей из рук не выпустить, не пускать на самотек. Если этот лозунг будет исходить от нас, то огонь критики мы сможем развернуть в сторону оппозиции, – быстро схватил он прагматическую сторону этой идеи.
– Само собой! И еще: от партмаксимума отступать не надо, – продолжал Дзержинский. – Можно поднимать оклады самым квалифицированным рабочим и специалистам – и на этом основании пересматривать партмаксимум. Ввести плату за установку и использование телефона на квартирах руководящих работников. Ввести плату за пользование автомобилем для всех членов семьи руководящих работников, и во внерабочее время – особо. И вот об этом – объявить. Деньги невеликие, а идеологический эффект будет.
– Стоит подумать. Но раз Зиновьев собирается на этого конька сесть, ни на ЦК, ни в Политбюро пока этого вопроса трогать не будем, – тут надо время точно рассчитать. – И тут Иосиф Виссарионович встал с места, подводя черту под разговором.