Ветер перемен
Шрифт:
И тогда (никак не ожидал от себя такой стремительности) я что было сил метнул его прямо в голову псины. Собака замотала мордой, приходя в себя – камешек отправил ее в легкий нокдаун. Но она оставалась жива, да я и не сомневался, что так и будет. Чтобы убить такого здоровенного мутанта, нужен не один камень, а сотня, да покрупнее.
Зато пока псина фыркала и приходила в себя после удара, я успел взять в руки автомат и собрался уже стрелять, но он выдал осечку. И сколько я не жал на спусковой крючок, результат был одинаковым. Вот и подошел срок службы моего оружия к концу.
Разумеется,
Я схватил железяку как раз в тот момент, когда собака пришла в себя и кинулась ко мне. Я наотмашь ударил псину палкой так, что та чуть не вылетела у меня из рук. Мутант всего лишь фыркнул и злобно воззрился на меня. Я стал махать перед собой прутом, не подпуская к себе близко собаку, но что-то подсказывало: долго мне так не продержаться. Нужно было срочно избавиться от псины, в противном случае мне наступит конец.
Тогда я стал теснить мутанта к стене. Пока никакого определенного плана у меня не было. Я надеялся, что придумаю что-нибудь на ходу. Надежды, к сожалению, пока не оправдывались – голова была абсолютно пуста.
Собака, опасаясь быть задетой прутом, медленно отходила назад, гневно скаля зубы и явно выжидая удобного момента для нападения.
И тут на меня что-то нашло. Я схватил палку покрепче обеими руками и прямым ударом вогнал ее собаке в глаз. Послышался неприятный хлюпающее-цвыкающий звук, псина заскулила, задергалась. Прут я из рук не выпускал и более того, давил на нее все сильнее. Очень скоро он аж на четверть вошел в череп мутанта. Вскоре псина перестала вырываться и затихла.
Я отпустил прут, подошел поближе к собаке, осмотрел. Та была мертва. Затем вернулся назад, поднял лежащий на асфальте камень и положил обратно в контейнер.
– Не говорю тебе спасибо только потому, что именно ты навлек на меня эту тварь, понял? – сказал беззлобно я.
Вздохнул и зашагал вперед, в сторону «Проспекта Большевиков».
Но не успел я пройти и до конца своего дома, как за спиной вдруг услышал рокот, как будто работал дизельный генератор. Обернулся, и, не успев толком ничего понять и разглядеть, получил мощный удар в висок. Всего секунду я находился в сознании, но потом вдруг резко провалился в беспамятство.
– Смотрите, кажется, очнулся!
– Да нет, просто дернулся. Хорошо ж ты его приложил, Алик. Небось, шишак в полголовы у парня.
– А нечего по улице расхаживать? Вдруг мутант какой… У меня с этими тварями разговор короткий.
– Алик, какой мутант? С человеческой фигурой да еще и в противорадиационном костюме? А, ладно, главное, что он жив. Очнется, надо будет расспросить, кто он, откуда и что делал около тридцать третьего дома. А пока пускай отдыхает.
Все эти слова – поначалу я думал, что слышу их во сне. Но оказалось, что нет. Я слышу их наяву, хотя доносились они до моего слуха откуда–то издали. Три голоса – женский и два мужских, скорее всего принадлежали людям. А раз так, то когда получиться разлепить глаза и почувствую, что могу разговаривать, надо и мне у них кое–что спросить.
Пока же я как будто спал, только все слышал и мог чувствовать. Сейчас я, например, ощущал боль в правом виске. А еще – тряску, как будто еду в машине, что, кстати, не исключено.
Нет, надо открывать глаза. В конце концов, интересно, что же происходит. Не могу я так, ничего не зная, спокойно лежать.
– Во–во, папа, смотри! Он пришел в себя, видишь? – снова этот мелодичный девичий голосок. К сожалению, пока его обладательницу рассмотреть я не смог. Темно было, да и зрение еще не восстановилось как следует.
– Вижу, вижу, не суетись, – а сейчас говорил мужчина, очевидно, отец той девушки.
– Анатолий Яковлевич, вы осторожнее с ним. Кто знает, что он может сделать. Может, сначала связать?
– Не надо, Алик, все в порядке. Он такой же, как и мы, человек.
– Человек? – фыркнул тот, кого называли Аликом. – Вера тоже была человеком…
– Алик, давай не будем об этом, по крайней мере, сейчас! Очень тебя прошу, – на некоторое время в помещении, где я и эти люди находились, повисла тишина. Затем последовал вопрос, как я понял чуть позже, адресованный мне: – Молодой человек, как вы себя чувствуете?
– Паршиво, – не стал скрывать я. – Где… где я?
– Вы в безопасности. Здесь вас никто не тронет.
Как же я не люблю, когда на мой вопрос не отвечают прямо и определенно. Возможно, для конкретики просто не настало время? Ладно, думаю, со мной ничего плохого не сделают, и я узнаю ответы на все свои вопросы.
Сделал попытку встать – не хотелось разговаривать с людьми, находясь в горизонтальном положении. Вышло плохо. Не без чьей–то помощи меня удалось прислонить к стене. Так было гораздо лучше, вот если бы еще зрение нормализовалось…
– Вы уж извините за то, что мы напали на вас… – в виноватом старческом голосе чувствовалась искренность и сострадание. – Просто как–то непривычно видеть на улице человека…
Это точно, теперь человек на поверхности – это экзотика.
Но один момент, тогда откуда здесь эти трое? Да еще и на машине? Все–таки рокот мотора и характерная тряска – я еще не забыл, каково это, ездить в автомобиле – указывают на мое местонахождение.
– Скажите, откуда вы? – поинтересовался Анатолий Яковлевич. Опередил меня всего на секунду, я собирался спросить то же самое.
– Из метро! А вот откуда вы?
– Из метро? Так значит там все-таки живут люди...
Где–то с минуту я не мог ничего сказать – был в ступоре. Ничего себе выражение! «Так значит там живут люди…» А где им жить–то, не на поверхности же!
Наконец я обрел дар речи и рассказал этим несведущим о событиях двадцатилетней давности. Про то, как произошла Катастрофа (про это они, слава Богу, знали), про то, как люди, заслышавшие сигналы тревоги, кинулись к метро. Про то, какая участь постигла не успевших. Меня слушали, разинув рты. Ну как, как можно такого не знать?