Ветер перемен
Шрифт:
В общем Пеппельман оказался большим молодцом. Сказывался талант организатора. Углядел ту, казалось, малозначительную деталь, про которую сам Алексей не подумал. Забегавшись в этой суете…
Вышел Алексей из короба строительной площадки.
И ахнул.
Перед ним стоял отец.
И вид его был совершенно бешенный. Глаза навыкат. Усы дыбом. Да и на голове они слегка приподнялись. А ведь он, насколько царевич знал, был на зимней охоте. И еще добрую неделю-другую там провести собирался.
—
— Ты что творишь?! — рявкнул царь, хотя старого запала он себе уже не позволял. И подобные сцены устраивал сильно мягче. Больше для проформы и зрителей.
Царевич огляделся с самым удивленным видом. И показал рукой на доски за его спиной, произнес с явным недоумением на лице:
— Как стройка идет проверяю.
— Ты зачем градоначальника казнил!
— Казнил? Нет. Просто выпорол. Он жив.
— Жив? — удивился царь. — Мне донесли, что преставился.
— Куда преставился? Зачем? Ему еще три порки надо принять. Так что за ним с самым трепетом лекари наши присматривают. И лейб-кирасиры, чтобы не убежал. Пойдем, — показал сын отцу на свой неказистый домик, в котором жил. — Покажу все и расскажу.
— Он точно жив?
— Мне с утра докладывали — жив был.
Царь последовал за Алексеем, походя зло зыркнув на одного из своей свиты, который сделал такой вид, будто: а что я? Что слышал, то и рассказал.
— Мы же договаривались! — с порога произнес отец. — Ты не чинишь самоуправства по уважаемым людям без острой на то нужды. Отчего со мной не согласовал?
— Как не согласовал? — удивился парень.
— Почему я не знал о том, что ты его собираешь вот так, прилюдно… это же несмываемые позор! Не для него. Черт с ним. Для всего их рода!
Царевич молча подошел к шкафу. Открыл его. С ходу достал папочку. Развязал завязки и, покопавшись, положил на стол документ.
— Вот.
— Что, вот?
— Согласование с тобой. Ты и подпись свою на нем поставил. Видишь? Али запамятовал?
Петр Алексеевич нахмурился.
Взял бумагу и начал читать. Где-то на середине бросил ее на стол и рявкнул:
— Ты издеваешься надо мной?! Где тут сказано, что я одобряют такое позорное наказание для градоначальника?
— Ты ее всю прочитал? — невозмутимо спросил сын.
— Я помню, о чем она! У нас снова город от снега добро не убирают. Дворники стараются, а снег своевременно не вывозят. И у меня из-за того сани перевернулись. Вот я тебе и дал поручение разобраться. Так?
— Так.
— И причем тут градоначальник?
— В бумаге сказано — выяснить причину, устранить, а виновных наказать на мое усмотрение.
— И?
— Градоначальник виновен. Наказание я ему вынес по своему усмотрению.
— Ты рехнулся?!
— Мы его третий год спрашиваем — справится ли он с вывозом снега. Третий год он отвечает, что да. И в качестве помощи прося денег сверху, чтобы запасти
— И что? Мы же проверяли — он их не разворовывал. Честно их тратил.
— Но каждый раз подводили либо обстоятельства, либо люди, с которыми он договаривался, либо еще что-то. Не так ли?
— И ты за это его решил так унизить?
— Я нашел этих людей. Некоторых. Они ведь каждый год меняются. Провел обыски. И оказалось, что проверяли мы слишком поверхностно. Он все ж таки воровал. Сильно, много, но хитро. У своих подставных он все покупал. Например, старое сено прелое скупал по цене свежего. Его ухари забирали считай за даром, лишь бы вывезли.
Петр нервно прошелся по помещению.
— Сам-то он не при чем, на первый взгляд. Договорился. Все оплатил чин по чину. Даже подешевле находил у кого купить. Только каждую зиму выяснялось, что либо сена пригодного для корма нет, либо лошадей дай Бог десять из сотни поставили, либо еще что. Например, в этом году больных и негодных лошадей пригнали. Приняли их. А потом написали, что изломались они на работах. И неустойку выплатили тем, у кого их брали на зимние работы.
— Он это все только со своими людьми проворачивал?
— Да. Кого смог я отловил такими и были. Сидят в тюрьме, ждут своей участи. Но многие разбежались, мыслю, в Литве или дальше еще где спрятались. Вот тут, — хлопнул по папке царевич, откуда ту бумажку и достал, — краткая сводка по делу. Так то — две дюжины пухлых папок.
— Повесить! — рявкнул царь.
— Кого?
— Всех виновных!
— Так может заодно и того вздернуть, кто тебе наябедничал? Он случаем с болезным не в доле?
Петр нервно дернул щекой.
— Я сам с ним разберусь.
— Лекарей прислать?
— Пришли. И костоправов, и знахарок с примочками. Но вешать засранца нельзя.
— Кто-то из сынков?
— Да. — нахмурился царь. — Пытается в интриги играть. Мерзавец.
— А градоначальника я все ж рекомендую пороть дальше. Лечить и вновь охаживать черенком от лопаты да метлой. Посменно. Чтобы его сменщик думал, что делает. Да и остальным урок.
— Хватит с него позора. В ссылку он у меня поедет.
— Воеводой куда-нибудь на дрейфующие льдины да за Белое море? Вести свет цивилизации белым медведям и моржам?
— Зачем? Он хоть и мерзавец, а все ж толковый. В прошлом немало отличился. Нельзя его за один проступок так с говном мешать.
— Он врал. Тебе и мне. Мы прямо спрашивали. Справишься? И что он нам говорил? Как ты ему теперь доверять будешь?
— Дам ему шанс. В Охотский острог поедет. Ежели за пять лет себя добрым делом покажет — прощу. Специально туда верных людей опосля отправлю, чтобы каждого опросить о том, как он службу служил. Сняв его и увезя перед тем, дабы страху они перед ним не испытывали.