Ветер полыни
Шрифт:
— Я знаю, что ты врешь. Пытаешься спасти жизнь Лаэн, а не свою. И я не вижу в этом ничего постыдного.
— Да ну?! — я постарался сделать так, чтобы мой голос звучал как можно насмешливее. Не собирался показывать ему, что он попал в самую точку. — Ты меняешься на глазах. Что собираешься делать сам? Пошлешь Проказу в далекие края?
— Она — враг.
— Не стоит говорить очевидные вещи. Даже мой друг Юми знает, что одна из Шести — опасная гадина.
— Вот так, собака! — подтвердил вейя.
— Если я буду с ней, то совершу
— Ну да. Ну да. Человек чести и все такое… Предательство перед кем, позволь узнать? Перед Башней? Ты, конечно, можешь умереть за нее и свою ненаглядную Мать. Твое право. Не собираюсь мешать. Только хочу напомнить, что ты предал их в тот момент, когда стал учеником Лаэн. Теперь они вряд ли будут с тобой любезны.
— Я говорю не о Башне, а о своей стране. Встать на сторону Проказы — значит, предать Империю.
— Ну, тогда, конечно, стоит сдохнуть. Империя это оценит. Если когда-нибудь узнает о твоей великой благородной жертве.
— Да при чем тут узнает?! Это вопрос совести!
— Я на подобные вопросы даже отвечать не буду, — несколько кривя душой хохотнул я. — К тому же, не помню, чтобы Проказа просила тебя выступить против Империи.
— Как ты можешь?! Ты ведь солдат! И воевал!
— Да! Воевал! — разом рассвирепев, заорал я. — Воевал! И поэтому знаю, что говорю! Слышишь меня?! Знаю! Я убил на эту проклятую войну часть жизни! Я сражался с Высокородными ублюдками в их гребанном лесу, а наши славные красавцы-маршалы в дорогих чистеньких мундирах говорили мне, что я герой. И жрали наши жизни, не отходя от походных шатров! Я был обычным солдатом, мальчик! Без всей твоей патетики! О ней как-то забываешь, находясь по колено в дерьме, крови и с тварями из Дома Бабочки на шее. А ты знаешь, что когда война кончилась, многих из тех, кто ковал в Сандоне победу, выбросили в выгребную яму?! О нас забыли! Мы остались ни с чем! Однажды я прошел жернова битвы «за страну» и стал тем, кем стал. Неужели думаешь, что сделаю это и второй раз? Ну, так ты ошибаешься. Мне не за кого сражаться, кроме себя и Лаэн!
— В таких вопросах мы плохо понимаем друг друга. Давай не будем больше спорить, — Шен неожиданно предложил перемирие.
— Ты точно решил отказаться? — угрюмо проговорил я, когда тишина стала уж очень невыносимой.
— Нет, — нехотя ответил он. — Не точно. Представь себе — я ужасно боюсь умирать.
— Этого нечего стыдиться, человече, — прогудел блазг. — Я думать, что тот, квато не бояться смерти — пустой. Ему нечего терять.
Я отошел от решетки и улегся на солому.
— Нэсс? — донеслось до меня.
— Да.
— А ты? Ты боишься смерти?
— Когда ходил по Сандону — не боялся. На той войне к ней очень быстро привыкали. Она всегда была где-то рядом.
— А теперь?
— Теперь? Теперь я просто не собираюсь умирать. Вот и все.
— Из-за Лаэн?
— Поспи, малыш, — наконец сказал я ему, смягчив тон. — Завтра все станет ясно. Уверен, что уж ты-то найдешь нужное решение и поступишь правильно. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Я врал. А на душе у меня скребли кошки.
Глава 26
Когда над головой раздался протяжный и тоскливый стон, мне подумалось, что я все-таки умудрился свихнуться. Затем земля (а точнее — потолок) испуганно вздрогнула, посыпалась мелкая каменная крошка вперемешку с какой-то заплесневевшей дрянью, и мне стало не до забот о собственном разуме.
Я прислушался, но кроме возбужденного писка Юми и его приговорки про «собаку» ничего путного не услыхал.
— Гбабак, попроси своего приятеля замолчать, — попросил я.
— Юми говорить, что его туннель обвалиться.
— Нэсс! Ты тоже слышал?! — крикнул Шен.
— Да! Что за дрянь?
— Магия.
Очень емко. Значит, наверху может происходить что угодно. И Лаэн там! А я — здесь! Проклятье!
Вновь раздался гулкий стон. Еще тоскливее и протяжнее. Волосы у меня на голове зашевелились. На этот раз удар оказался таким, что я, не устояв на ногах, повалился на пол. Вейя вопил про собаку.
— Магия! Боевая! Очень! Очень мощная! — проорал Шен, улучив момент в грохоте.
Череда едва слышных хлопков. Взрывы. Земля вздрогнула еще дважды, а затем наступила гнетущая тишина. Впрочем, Ходящий тут же ее нарушил, громко выругавшись.
— Что там у тебя?
— «Искра»! «Искра», кажется, ко мне вернулась.
— Ты уверен?
— Да! Ничего не понимаю! Бред какой-то! Только что было сдерживающие плетение, а теперь его нет.
— Тогда радуйся и пошевеливайся!
— Ты о чем?
— О том! Самому тяжело сообразить или все время намекать надо? Уничтожь проклятую решетку и давай выбираться!
— Эй! Как я ее уничтожу?
— Сожги! Расплавь! Заморозь! Отправь в Золотую Марку! Преврати в муху! В воду, в конце концов! Только сделай так, чтобы ее больше не было. Кто из нас Ходящий?
Повисло тяжелое молчание. Я вытер мокрый от пота лоб и с удивлением понял, что у меня дрожат руки. В голове билась одна, мешающая сосредоточиться мысль — что с Лаэн? Я попытался «позвать» ее, но ответа не было.
Коридор залил разъедающий глаза свет, и я поспешно отвернулся к стене. Тихо звякнуло. Коротко заскрипело. Раздались быстрые шаги, а затем голос Шена:
— Получилось. Не поворачивайся. Сейчас попробую выпустить тебя.
— Что ты сделал?
— Выжег решетку. Помнишь, Лаэн заставляла меня разжечь костер? — сказал он, возясь рядом.
— Угу.
— Я использовал то же самое плетение. Правда, добавил кое-что, чтобы металл горел. Не думал, что получится. Это полностью расходится с тем, что вбивали нам в голову в Башне. Бездна! Не выходит! Надо несколько минок, чтобы восстановиться.
— Нет времени ждать! Посмотри у выхода. Возле двери. Ключи могут висеть на стене.