Ветер с Итиля
Шрифт:
– За какую кровь-то?
– А ты глянь вон на него, – ухмыльнулся Алатор, – вишь, какой красивый, из сопатки юшка так и хлещет?
Мужики за его спиной хмыкнули.
– Цыть! – прикрикнул Алатор. – Ишь, сучьи дети, распустились. – И вновь обратился к Степану: – За малую кровь не штука ответить, заплатишь виру и гуляй, паря, на все четыре стороны. Тут другое… – Мужик помолчал, видимо, ожидая вопрос, но, так и не дождавшись, продолжил: – Места здесь гнилые, паря, то нежить какая припрется, то степняки набегут. Князь далеко, а Перун высоко. Так-то. Вот сами и выкручиваемся. Я-то нездешний, из бывших гридней княжьих, да только не нынешнего Истомы, а прошлого, того, который степняков поприжал, Всеволода. Недолго Всеволод за столом княжьим сидел, почитай, весны три, не боле. А потом порешил его родич, – мужик смачно плюнул и сказал о родиче недоброе: – Людей верных ущемлять стал, я и ушел. Вот и нанялся к смердам деревню ихнюю охранять от лихих людей.
– Это Алатор сказал тын построить, – вякнул Шустрик и тут же получил подзатыльник – не вмешивайся, когда мужи разговаривают.
– Хлопец ты стоящий, – продолжил Алатор, – и на лихоимца вроде не похож, только не наш ты…
– Да говорю же, Перунов посла… – Опять подзатыльник. Так и дураком сделать можно.
– Перунов или нет, то ведун решит, – сказал Алатор, – не мое это дело. Мое дело селище ваше убогое охранять и с боровами этими, – он кивнул на мужиков, вновь успевших принять некое подобие воинственного вида, – порядок держать. На то и подряжался!
Алатор замолчал, прикидывая, не сболтнул ли чего лишнего.
– На кулачках-то ты горазд, – сказал он, – а вот против меча или сулицы, поди, не сдюжишь. Видел я, как ты прыгал. И вот против этого не сдюжишь. – Он извлек из-за пояса кистень. – Надоело мне с тобой лясы точить.
Степан инстинктивно подался назад. Поздно. Шар, описав широкую дугу, угодил прямо в затылок.
«А ведь и верно, пальцем не тронул, гад», – только и успел подумать Степан.
Глава 6,
в которой Степан рассказывает историю Прометея, но на свой манер
Поруб оказался обыкновенной ямой со срубом внутри – наподобие колодца, только воды, слава богу, не было. И крыши тоже. Зиндан пятизвездочный!
Белбородко провалялся в отключке часа четыре, не меньше. Солнце уже взошло. По небу лениво ползли жирные, словно обожравшиеся сметаной коты, облака. Цвиркала какая-то пичуга. О-о-ох!
За спиной раздался шорох. Степан попробовал повернуть шею. Черта с два! Голова словно взорвалась. Наверное, так же хреново танку, когда в него попадает бронебойный снаряд.
Степан оперся о земляной пол, чтобы не свалиться мешком, и простонал:
– Кто здесь?
В углу раздалось какое-то шебуршание:
– Дык, я.
– О-ох, ё… – выдохнул Степан. – Шу-у-стрик, ты?..
– Дык…
Парнишка переполз на корточках и предстал пред Степановы мутны очи.
Голова болела, как с хорошего перепоя. Но рассолу не хотелось. Хотелось сперва засунуть голову в чан с ледяной водой, а потом найти Алатора и набить оному лицо, то бишь рожу. А лучше порчу напустить, но это вряд ли – на таких, как он, порча не действует. С нервами у мужика – дай бог каждому.
Степан даже кулаки стиснул, как только представил бородатую физиономию. Вот же «охранник-собеседник» – и поговорить, и кистенем оприходовать. Многостаночник, мать-перемать! От мыслей таких голова еще пуще заболела. Степан сжал виски и застонал.
– Худо тебе?
– А ты как думаешь? – Смышленый парнишка, догадался.
– На вот, – Шустрик снял с шеи какой-то железный кружок на шнурке и протянул ему. – Верное средство.
Белбородко приложил «верное средство» к затылку. Холодное средство-то! Шустрик опасливо посматривал на Степана. Странный паренек! Впрочем, здесь, похоже, все такие. Эпидемия-с!
– Ну что, полегчало?
– Быстрый ты.
– Так все говорят, – с гордостью подтвердил парнишка.
Через четверть часа боль действительно унялась. Степану показалось, что кругляш высосал ее, взял себе. Теперь он был даже не теплый, а горячий, и чудилось Степану, что пахнет от него влажной землей и кровью.
Степан присмотрелся к кругляшу. Занятная вещица. Шесть сходящихся в центре лепестков – огненный знак, судя по всему – амулет, посвященный языческому божеству огня и битвы Перуну.
– Откуда он у тебя?
– А бить не будешь?
Степан отрицательно покачал головой.
– Поклянись.
– Чем клясться-то?
Шустрик задумался.
– Родом поклянись, – осекся, – хотя что тебе Род. Перуном поклянись.
Степан сильно сомневался, что Перуну, равно как и любому другому богу, есть до его клятв хоть какое-то дело, но спорить не стал. Поднял правую руку и произнес:
– Клянусь Отцом нашим Небесным! – Ничего умнее в голову не пришло, хоть и перестали шахтеры-стахановцы добывать из его башки каменный уголь.
Парень совсем сдурел:
– А он что тебе, тятька?! – упал ниц, попытался облобызать китайский кед-кроссовок.
«Здорово их тут накачали, – отметил Степан, – в любую ахинею готовы поверить. Вот где для колдуна-профи работы непочатый край».
– Поднимись, отрок, – прогудел Белбородко. – Всем нам он отец.
– Не, господин, он только тебе батька, мой-то с плугом, а не с молниями дружен…
Нехорошие сомнения заворочались в душе Степана еще на болоте. Теперь же они переросли в уверенность. Не свихнулся. Не розыгрыш. Не под наркотой. Не под насыпью в смертном бреду. Все это по-настоящему!
Угораздило Степана Белбородко, колдуна-экстрасенса, снимающего порчу и венец безбрачия «эксклюзивными старославянскими методами», попасть на языческую Русь. Причем во времена, кои в истории весьма скупо упоминаются. В век эдак седьмой-восьмой. Сие умозаключение проистекало из того, что лицо, вокняжившее в Киеве (по здешнему – в Куябе), в летописях, дотянувших до века двадцатого, не упоминается. Летописи же детально описывают события начиная с девятого века – с того самого времени, когда новгородцы призвали Рюрика. И кажется, описывают без пропусков. В шестом, опять же по легенде, поляне (или тогда еще анты?) собрались вокруг Кия, Хорива, Щека и сестры их Лыбеди, основавших Киев… А что в промежутке было – никому толком не известно. Конечно, возможны ошибки и неточности, но одно бесспорно: времена дикие и кровавые, и жизнь его, Степана, гроша ломаного не стоит. К тому же и грошей-то, кажется, еще нет, а есть куны, то есть шкурки пушных зверьков, а также «свободно конвертируемая валюта» в виде всяческих заморских монет…