Ветер с Варяжского моря
Шрифт:
Пока она раздумывала, кого из соседей попросить в толмачи, парень оторвался-таки от стены и сел прямо, обеими руками сжимая отчаянно болевшую голову.
– Болит? – сочувственно спросила Загляда. – Выпей еще водички. Сейчас и поесть тебе дадим. Не понимаешь? Есть хочешь? – повторила она, по опыту зная, что этот вопрос люди без труда понимают на самых разных языках.
С полатей тут же свесилась разлохмаченная голова Спеха.
– Я есть хочу! – доложил он, еще не проснувшись толком, но услышав самый важный, вопрос.
Чудин тем временем отнял руки ото лба и оглядел полутемную палату, наполненную чужими людьми. кое-кто уже шевелился, зевал, потягивался. Осеня обувался, сидя на лавке и покрякивая. Спех ловко ссыпался с полатей подергивал рубаху, позевывая.
– Руотсов твоих нету, – раздельно, как малому ребенку, втолковывала Загляда чудину. – Они тебя бросили, а сами уплыли. Ты в Ладоге теперь! Ты ведь отсюда?
Она не знала, понял ли ее чудин, но его лицо вдруг исказилось злобой и он резко выкрикнул что-то, а потом быстро заговорил, то поднимая глаза к небу, то ударяя кулаком по шкуре, на которой лежал.
– Бранится! – прислушавшись, решил Тормод. – Чего-то говорит про своих богов. И обещает им многие жертвы!
– Да! – вдруг воскликнул парень и посмотрел на Загляду гневными блекло-голубыми глазами. – Пусть провалиться они все в Туонела [55] и род их весь! Все руотсы сколько есть! И он – Гуннар Хирви!
– Ах, так ты по-нашему говоришь! – обрадовалась Загляда и только потом ответила на его слова. – Куда провалиться? Кому?
Это внезапная вспышка ярости удивила ее – только что парень не в силах был поднять головы, а теперь уже в драку лезет!
55
Туонела – страна мертвых в финской мифологии.
– Руотсы и Гуннар Хирви! – гневно выкрикивал чудин, мешая славянские слова с чудскими, так что Загляда понимала едва половину. – Отец давно говорит – дурной человек. Пусть Хийси [56] рвет его! Он бранился с отцом за меха – хотел за нож три куницы, а надо одна! И меня теперь хотел взять в рабы! Я видел его там…
Внезапно он запнулся и прикусил губу, перебросив настороженный взгляд с Загляды на Тормода.
– Где – там? – переспросила Загляда, мало что понявшая, но чудин не ответил, мрачно отвел глаза.
56
Хийси – злой лесной дух в карело-финской мифологии.
– Видно, его украли те норманны [57] , – рассудил Тормод, лучше Загляды разобравшийся в яростно-сбивчивой речи чудина. – Слышишь, что он говорит – Гуннар… что такое Хирви? Гуннар Не-Знаю-Какой был в большой ссоре с его отцом.
Чудин бросил на него злобный взгляд. Должно быть, по выговору и еще по каким-то малозаметным признакам он угадал, что возле него сидит один из сыновей столь ненавидимого им племени.
– Да ладно, не гневайся, они ушли. У нас тебя никто не тронет. – Пытаясь успокоить парня, Загляда положила ладонь ему на плечо. – Как тебя звать-то?
57
Норманны – собственно норвежцы, но так могли называть и всех скандинавов.
Видно, прикосновения ее рук и мягкий голос уняли его ярость. Чудин перестал, наконец, браниться и посмотрел на нее. Глаза у него были совсем прозрачные – не зря обитателей приладожских лесов зовут чудью белоглазой. Только сейчас он разглядел, кто заботится о нем. С лица его медленно исчезло раздражение и появилось внимание.
– Мое имя – Тойво, – сказал он. – А ты? Ты чья есть?
– Меня звать Заглядой. Мой отец – Милута купец. Не слыхал? Его и в Ладоге, и окрест многие знают. Он с чудью много торгует.
– Все любят наши меха, – ответил Тойво и надменно приподнял голову. – Пусть твой отец идет к мой отец – будет добрый торг. Мой отец – кунингас. Он есть старший над весь свой род.
– Старейшина? Да ты, видно, хорошего рода.
– Хороший род, да! – Тойво гордо выпрямился, но тут же застонал от боли в голове и чуть не упал, снова прижал, руки ко лбу.
– Полежи пока. – Загляда потянула его за плечо и уложила опять на мешки.
– Мы теперь в Лаатокка, да? – Парень снова приподнялся и схватил ее за руку. Загляда уже хотела встать и уйти, но ей пришлось снова сесть – чудин держал ее с силой, какой она и не предполагала в нем сейчас. – Найдите мои родичи – мой отец звать Тармо сын Кетту. Он даст много дары за меня. Найдите сейчас, скоро!
– Найдем, найдем, – успокаивала его Загляда. – Ты только лежи.
Оставив чудина, она вышла из клети и направилась к хлеву. Ключница ключницей, а хозяйка хозяйкой. Домашние дела не были для Загляды новостью, но нелегко было себя саму с открытыми глазами назвать хозяйкой – вместо матери.
Тормод вышел вслед за ней.
– Знаешь, что я подумал, Бьерк-Силвер? – сказал он ей на крыльце. Загляда задержалась, обернулась к нему. – Я подумал, что он пришел к вам через воду, как я пришел через огонь. Но едва ли он будет вам таким же добрым другом, как я!
Сказав это, Тормод значительно поднял палец, словно хотел придать больше веса своему пророчеству.
– Это не похоже на тебя! – ответила Загляда. – Такое пророчество не назовешь добрым!
Тормод повел плечами, сам себе удивляясь.
– Доброе ли будущее предсказать, или дурное – уйти от него не дано. Даже богам! – сказал он и ободряюще положил ладонь на плечо Загляде. – Но тебе ничего не надо бояться, Бьерк-Силвер, пока рядом с тобой твой Белый Медведь!
В тот же день Милута собрался на торжище. С ним пошел и Осеня, и Спех, и Загляда, и Тормод, не желавший надолго расставаться с Бьерк-Силвер, по которой так соскучился за время ее путешествия в Новгород. У старого корабельщика не было ни жены, ни детей. Дома, в далеком Рогаланде, он не завел семью из-за чего-то, о чем не хотел говорить. Здесь, в Ладоге, Тормод часто восхищался красотой словенок, но любил одну Загляду, которую с пятилетнего возраста качал на коленях и забавлял, как родную дочь.
Радуясь возвращению, Загляда достала из ларя свою самую нарядную верхнюю рубаху из желтого полотна, расшитую по вороту мелкими жемчужинками, в косу вплела розовую ленту, на голову надела венчик, обтянутый дорогим алым шелком с серебряными колечками у висков. Ей хотелось обойти все: пройтись по берегу Волхова, так похожего на огромного ползущего змея, погулять по торжищу, зайти ко всем знакомцам, побывать в Велеше возле трех священных источников. Тойво она оставила на попечение Зимани. Морщась и прижимая руки ко лбу, он всеми своими богами заклинал Милуту скорее найти его родичей, обещая ему за это всякие блага. Но и без этих обещаний Милута надеялся их найти, чтобы скорее избавиться от такой заботы.