Ветер с Варяжского моря

Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Вот напасть! – Мытник сочувственно покачал головой, а потом вздохнул с тайным облегчением. Этой-то напасти – печенегов, о которых столько говорят киевские, черниговские, переяславльские торговые гости, словены не знают. Слава Велесу! [32]

– Да и нам напастей не занимать! – К ним подошел старый Осеня, давний товарищ и спутник Милуты. Он уже был сед и ходил опираясь на клюку, но бросать дела и садиться дома возле печи не собирался. Да и скучно ему было дома – не ждали его возле очага ни жена, ни дети, ни внуки. – Как тут у нас-то, про Ерика не слышно ли новых вестей?

32

Велес (Волос) –

один из главных славянских богов, хозяин подземных богатств и мира мертвых, покровитель лесных зверей и домашнего скота, бог охоты, скотоводства, торговли, богатства и всяческого изобилия, дальних странствий и контактов с чужими.

– А вы бодрических [33] гостей слыхали? Вермунда Велиградского [34] ? Возле Гот-острова опять видали Ерика. Вермунд сам, как до Ладоги целый добрался, так не знал, какому богу скотину резать.

– Неужто в прошлый год не награбился? – Осеня гневно мотнул седой головой и стукнул концом клюки в прибрежный песок. – Хоть бы князь тамошний взялся, унял его. А то какой же дурак через море поплывет, чтоб и без товара, и без головы остаться! Или ему от этого выгода?

33

Бодричи – одно из славянских племен, жившее на южном берегу Балтийского моря, между реками Одрой и Лабой.

34

Велиград – столица бодричей.

– Вон Спех плывет, – подала голое Загляда, заметив на Волхове маленькую лодочку-долбленку, плывшую к корабельной стоянке от городища. Греб в ней рослый широкоплечий парень в серой рубахе, с ремешком на темно-русых волосах. За спиной его пристроилась, крепко вцепившись в борта долблейки, растрепанная девчонка лет двенадцати. Сам Спех, в белой рубахе с красным поясом похожий на петуха на заборе, сидел на носу и показывал вперед, словно без него не догадались бы, куда плыть. Порожский парень старательно налегал на веслах, его могучие плечи напрягались под серым холстом рубашки. Спокойный и ровный на вид, Волхов в нижнем течении был очень силен и мог далеко снести легкую лодочку.

– А чего ты девку-то с собой в Новгород потащил? – понизив голос, спросил мытник у Милуты и глазами показал на Загляду. – Я вас, как туда-то плыли, не видал, а мне уж сын сказал, что и девку твою на ладье видел. Я сам не поверил – думал, привиделось парню.

Милута вздохнул, погладил густую рыжеватую бороду.

– Да ведь я в начале весны жену схоронил, – выговорил он наконец, и мытник снова закивал головой, выражая сочувствие. – А боле-то у меня из родни никого нету – не хотел ее одну бросать. Взял вот до Новгорода – дорога невелика, а может, развеется. А то все плакала, плакала…

– Развеется, как же не развеяться, – доброжелательно заверил мытник, снова поглядев на девушку.

Загляда уже сменила гнев на милость, вернулась к костру и сосредоточенно дула на деревянную ложку, зачерпнув каши из котла. От близости огня ее щеки ярко румянились, русая коса золотисто поблескивала. Она казалась спокойной и свежей, как и положено быть девице шестнадцати лет, купеческой дочери, не знающей ни в чем нужды.

Тем временем Спех со своими спутниками выбрался из долбленки на берег.

– Нашел я кормщика! – подходя, бодро закричал Спех еще издалека. – Ты, батюшка, как в воду глядел – как раз из-за стола встали!

– Эк он тебя батюшкой величает! – Мытник усмехнулся и вопросительно подмигнул Милуте на Загляду.

– Кот-Баюн ему батюшка! – Милута в негодовании отмахнулся, но сам не сдержал усмешки. – Его бы заставить языком грести – ладья бы быстрее ветра побежала!

Спеха прозвали Спехом за неизменное везенье, провожавшее его от колыбели все семнадцать лет его жизни.

«Коли упадет, так на мягкое! – приговаривала его мать. – Ему бы лени поменее, так ладно бы жизнь прожил. А ведь не мыслит, что удача-то – одно дело, а счастье – иное!» Но Спех не слушал попреков и верил в свою добрую судьбу. Мать Макошь сотворила его невысоким, но наделила широкой грудью, крепкой шеей и сильными руками. Черты его лица были нерезкими, мягкий нос с округлым кончиком покрывали золотистые веснушки, между нижней губой и округлым подбородком виднелась ямочка. Светло-рыжие, как жидкий мед, волосы рассыпались по лбу, а серо-желтоватые глаза его блестели живо и весело. Нравом он был подвижен, любопытен, незадумчиво-смел и легкомыслен, но на честность и преданность его можно было вполне положиться.

Плечистый парень-кормщик подошел к Милуте, а Спех направился прямо к Загляде.

– Готова каша? – деловито спросил он, вытаскивая из сапога деревянную ложку, завернутую в серую холстинку.

– Не лезь, не готова еще! – Загляда замахнулась на него своей ложкой, и Спех отпрянул от котла, в который уже было сунулся. – Потерпишь!

Ловко уклонившись от встречи с деревянной ложкой, Спех принялся размашисто вытирать лицо рукавом.

– Ух, чуть не весь город обегал, покуда кормщика сыскал! – пожаловался он хозяйской дочери, преувеличенно тяжело дыша. – Ух и уморился – чуть жив! Не веришь? – обиженно спросил он, увидев улыбку на лице Загляды. Прочие Милутины спутники, сидевшие вокруг костра В ожидании каши, тоже заулыбались.

Девушка покачала головой – она знала, что Спех – великий искусник притворяться, но не могла сдержать улыбки в ожидании чего-то забавного.

– А и городишко-то махонький! – вдруг с легкостью сознался Спех и стал дышать обыкновенно. – Всего-то три улочки, да и те… У нас в Полоцке один гончарный конец и то больше!

– А ты уже и по дому стосковался? – с насмешкой спросила Загляда, прекрасно знавшая, что уж кто-кто, а Спех ничего важного дома не забыл.

– Ой, стосковался! – закрыв глаза, страдальчески затянул Спех. – Вот как сплю, так и вижу: сижу я за кругом да горшок верчу, такой большой-большой, а братец глину месит. А батя еще волокушу [35] волокет да ласково так: «Работайте лучше, суслики ленивые, кормить не буду!»

35

Волокуша – бесколесное приспособление для перевозки грузов в виде оглобель с прикрепленным к ним кузовом.

Загляда фыркнула, прикусила губу, но все же не выдержала и рассмеялась, представляя этот образ домашнего уюта, от которого Спех сбежал в дружину ее отца. Спех пристал к Милуте в его прошлогоднюю полоцкую поездку и до сих пор отчаянно смешил Загляду своим кривическим [36] выговором. Гончар легко отпустил сынка, «потому как дома от него толку нет, только и знает, что языком трепать».

Девчонка, прибежавшая из городища с кормщиком, подобралась к ним поближе и с любопытством слушала их разговор. Загляда заметила ее и призывно махнула ложкой:

36

Кривичи – славянское племя, жившее на западе Руси, делилось на три ветви: полоцкие, смоленские, псковские.

– Поди сюда! Ты чья будешь?

– Я Веретенева! – Без робости подойдя, девочка показала на кормщика, который в стороне разговаривал с Милутой. – Сестра я ему. Меня Лаской звать. Я с вами через пороги пойду. Я тоже все пороги знаю, и какие ладьи бывают, и как они плавают!

– Да ну! – насмешливо ответил Спех. – Как же ты такой премудрости научилась?

– А я с тех пор, как маманя с батяней померли, всегда с Веретенем хожу, – просто объяснила девочка. – Он меня одну дома бросать боялся, как через пороги ходил, вот и берет с собой.