Ветер с востока
Шрифт:
Позади нас, в пятнадцати – двадцати километрах южнее линии Псков – Дно – Старая Русса – Холм развертывается Северо-Западный фронт под командованием генерала Горбатова. Насколько мне понятно из сводок, кавалеристы Исы Плиева выдвинуты в качестве боевого заслона к Острову на юге и к Печорам – на самой границе с Эстонией – на западе. Если немцы начнут наступление большими силами, то Плиев должен будет, не ввязываясь в затяжные бои, определить направление главного удара, а затем отступить за линию обороны Северо-Западного фронта. В настоящий момент он у Горбатова занимается что-то вроде силовой мобильной разведки.
Сегодня днем перед нашим выходом из Пскова мы с товарищами немного поговорили… Ну, в общем, провели обмен опытом.
Еще когда мы стояли под Москвой, Александр Михайлович Василевский шепотом и по секрету поделился словами Сталина, сказанными в тот момент, когда вождь прочел положенный ему на стол список возможных «гинденбургов» проходящих сейчас службу в РККА на разных должностях. Потому и Горбатов оказался на Северо-Западном фронте вместо Курочкина, и Черняховский на 2-й Ударной вместо Власова, и Говоров попал на Ленинградский фронт на полгода раньше. Кстати, Горбатов в наше время выше командарма так и не поднялся – слишком уж он был самостоятелен и резок на язык. Но тут он вместе с Говоровым – победоносные командующие фронтами, решившие главную задачу операции. А Сталин, что бы о нем ни говорили, уважает как раз именно тех, кто умеет добиваться реального результата.
Кстати, как говорит армейское «шу-шу-шу» про самого Александра Михайловича, маршал Шапошников уже после того, как выйдет из нашего госпиталя в Евпатории, станет начальником Академии Генштаба, а исполняющий его обязанности генерал-лейтенант Василевский будет окончательно утвержден в должности начальника ГШ. Скорее всего, это правильно. Теория – это его призвание.
Есть у Бориса Михайловича при всех его достоинствах один маленький недостаток, полностью отсутствующий у Василевского. Нельзя при планировании операции не учитывать наличие транспортных коммуникаций и личности исполнителей. Такие ошибки дорогого стоят. Война-то не на картах идет, а на местности, а местность – штука суровая, ошибок не прощает.
Загнали тогда 2-ю Ударную по уши в болота, где вместо путей снабжения – две тропки. Вот и получили в итоге Мясной бор и тысячи трупов. А тут еще Власов, не к ночи будь помянут.
А сейчас сменили Власова на Черняховского, сдвинули полосу наступления на двадцать километров к северу, оседлав железную дорогу, и вместо трагедии 2-й Ударной получили вполне успешное наступление.
После Луги, где нас, скорее всего, ждет 285-я охранная дивизия – если ее еще не сняли под Мгу или Любань, – мы пойдем на Гатчину А вот там уже начнутся настоящие танцы с саблями. Будем отсекать 50-й корпус от 28-го. Как сказал мой НШ, «пополам, потом еще раз пополам, потом еще… и так пока противник не будет тонко нашинкован» По дороге полюбуемся на то, что осталось от Сиверской и от штаба Линдеманна. Там, говорят, хорошо поработала наша авиация.
Все-таки сидит во мне диверсант. Старшие командиры противника в полосе моей операции должны быть или пленными, или мертвыми. Врожденный немецкий пиетет в отношении начальства и чинопочитание имеют свою обратную сторону в виде полной утраты инициативы при непредвиденном изменении обстановки и потере связи. До получения первого осмысленного приказа сверху нижестоящее командование будет находиться в полном ступоре. Ничего, нам так проще. Правда, получив накачку из Берлина, немецкие генералы начнут метаться как наскипидаренные, но как правило, к этому моменту уже ничего изменить нельзя. Вот так.
Сворачиваю карту и зеваю. Невыносимо хочется спать. Я заметил, что во время операций отсутствие нормального сна – это главная проблема. Времени в сутках катастрофически не хватает, и я все опасаюсь, что случится что-то важное как раз тогда, когда ты спишь. Вот и сейчас, пусть даже мы и на марше, но где-то впереди
В груди становится горячо. Господи, все мы под тобой ходим! Впереди еще многие месяцы войны, хотя мы и будем изо всех сил стараться сделать ее как можно короче. Господи, если меня убьют, пусть у нее все будет хорошо!
4 марта 1942 года, 02:15. Станция Луга Майор осназа Сергей Александрович Рагуленко
В Лугу, где располагался штаб немецкой 285-й охранной дивизии, мы ворвались около двух часов ночи. К нашему счастью, укрепления на въезде в город были противопартизанскими – обычный блокпост фельджандармерии, сложенный из мешков с песком, усиленный двумя пулеметными гнездами. На этот раз без боя не обошлось. Немцы уже знали, что с юга к ним сегодня мог прийти только веселый полярный зверек, то есть мы. Едва головная машина приблизилась к немецкой заставе метров на сто, как оба пулемета блокпоста ударили по ней длинными очередями. Немного погодя к ним присоединился припаркованный чуть поодаль полугусеничный БТР. По броне моей командирской машины противно зацокали пули. Ну, если нас тут так встречают…
– Кандауров, – скомандовал я своему наводчику, – заткни их!
Старший сержант у меня мастер: два 100-мм осколочных снаряда – два разбитых вдребезги пулеметных гнезда. Правда, пылающий, как факел, БТР, который после первого нашего ответного выстрела попытался развернуться и удрать, это была уже не его работа. Следующая за нами машина приняла чуть влево, выйдя на встречную, и всадила немецкой жестяной коробке 100-мм осколочный снаряд в борт. Извращенцы. Там же броня такая, что со ста метров ее мосинка пробивает. А уж после нашего главного калибра… Кому-то довелось видеть консервную банку, по которой рубанули топором? Так вот, этот немецкий БТР был точь-в-точь как та консервная банка.
Но мы не поперли дальше парадным ходом. Кто так поступает, тот до Победы не доживет и Александерплац не увидит. Засядет в руинах блокпоста какой-нибудь арийский герой с противотанковой гранатой или «теллер» миной, и большего вам уже не надо.
Машины остановились метрах в двадцати от цели, за пределами дальности броска противотанковой гранаты, и матерящиеся парни в белых маскхалатах под прикрытием орудий и пулеметов попрыгали на снег – размять ноги.
Пара выстрелов в блокпост, короткая перестрелка, и путь дальше был свободен. Против регулярной армии, вооруженной артиллерией и минометами, годятся только траншеи полного профиля, и никаких баррикад. Основные потери фрицам нанес третий снаряд, тот самый, который раскурочил бронетранспортер. Его осколки хлестнули по героям рейха с обратной директрисы в незащищенные спины. Да и было там этих героев не больше отделения, и ни у кого из них противотанковых гранат и мин не нашлось.
Обидно, однако – зря, выходит, останавливались, но береженых и бог бережет. А нам надо двигаться дальше. Смотрю на карту – блокпост немцы устроили там, где дорога проходит меж двух озер и раздваивается – левый путь ведет прямо в центр города на железнодорожную станцию, а правый обходит Лугу по восточной окраине и снова соединяется с трассой на Гатчину километрах в пяти севернее станции.
Нам налево. Докладываю обстановку генералу и получаю добро. Пехоту на броню, в голову колонны становится приданный батальону Т-72. Подбить его из местного ПТО – это все равно, что подстрелить слона из мелкашки. Но отдаю на всякий случай приказ смотреть в оба и вперед. Наша артиллерийская стрельба наверняка уже переполошила весь немецкий курятник, и теперь те, кому положено, спешат навстречу, а остальные с визгом удирают в сторону Гатчины, и нам их уже не догнать.