Ветер шумит в тополях
Шрифт:
РЕНЕ: Вы правы, тип надоел… Бедный доходяга, единственная у него была радость — отпраздновать свои восемьдесят пять… Я глубоко сожалею: не просек, что для столь высоких умов вся эта история прозаична до отвращения.
ГУСТАВ: А вы обидчивы, Рене.
ФЕРНАН: Да, Рене, он прав, не следует впадать в подобное состояние из-за такой малости.
РЕНЕ: Нет, нет, не продолжайте, я ухожу, вы меня раздражаете.
Уходит, опираясь на трость
ФЕРНАН:
Рене уходит
ГУСТАВ: Иногда он лезет в бутылку без всякого к тому повода.
ФЕРНАН: Он очень рассердился.
ГУСТАВ: Слишком уж обидчив.
ФЕРНАН: Вы будете сегодня вечером на дне рождения?
ГУСТАВ: Само собой.
Затемнение
СЦЕНА 2
Фернан и Густав.
ФЕРНАН: Кто бы мог подумать, что он станет так плакать?
ГУСТАВ: Горючими слезами.
ФЕРНАН: В полном потрясении, полном. Очень трогательно было видеть, как он благодарен.
ГУСТАВ: Не следует преувеличивать: его чрезмерная благодарность вызывает скорее опасения.
ФЕРНАН: Ваши стихи произвели настоящий триумф. Сестра Мадлена была от них в восторге. Теперь вы ее рекрут на все грядущие дни рождения.
ГУСТАВ: Я очень сердит на Рене, за то, что он сказал, что стихи — мои. Он это сделал нарочно, чтобы мне досадить.
ФЕРНАН: Как вы думаете, он сегодня придет?
ГУСТАВ: Да.
ФЕРНАН: Вчера мы вели себя с ним чересчур жестко.
ГУСТАВ: Нет, на сей счет, у меня нет опасений, он вот-вот явится.
ФЕРНАН: А, может, он на другой террасе?
ГУСТАВ: Нет, он боится плесени! И потом здесь ему хорошо с нами. Он доволен… Самый большой его недостаток как раз и состоит в том, что он доволен… Всегда видит «хорошую сторону вещей»… Энтузиаст.
ФЕРНАН: Вот уже двадцать пять лет, как он здесь. Это помогает ему держать удар.
ГУСТАВ: Нет, не думаю, он такой от природы. Уже родился энтузиастом. А умрет — мы получим мертвого энтузиаста… Деваться ему некуда.
ФЕРНАН: Мне он очень нравится.
ГУСТАВ: Мне тоже. Но я не нравлюсь ему… Он завидует.
ФЕРНАН: Чему?
ГУСТАВ: Тому, что я читаю вашу почту.
ФЕРНАН:…Вполне возможно, да.
ГУСТАВ: И потом вы с ним знакомы лет десять, а я здесь не дольше шести месяцев. У вас было прекрасное трио, а теперь — квартет, к чему он никак не привыкнет.
ФЕРНАН: Квартет?
ГУСТАВ: Да, с учетом собаки.
Появляется Рене
ФЕРНАН: Аааа!
ГУСТАВ: А, Рене.
ФЕРНАН: Мы как раз о вас говорили, спрашивали, где это вы ходите.
РЕНЕ:
ГУСТАВ: (в сторону, Фернану) Точно энтузиаст…
ФЕРНАН: Ну-ка, ну-ка. Расскажите.
РЕНЕ: Вы знаете, что с некоторых пор я взял в привычку прогуливаться вокруг нашей богадельни вдоль крепостной стены… Моя маленькая ежедневная радость. Так вот, вчера, оставив вас наедине с вашими тополями, я шагнул навстречу приключениям, направившись через кладбище, и обнаружил непосредственно за ним, совсем рядом, небольшой городок. И в этом городке, господа, скрыто настоящее сокровище…
ФЕРНАН: Какое же?
ГУСТАВ: (подогревая энтузиазм Рене) О, да, расскажите нам.
РЕНЕ: Школа для девочек!
ГУСТАВ: Сногсшибательно!
ФЕРНАН: Главный интерес в школе для девочек представляют девочки, скрывающиеся в здании. Вы их видели?
РЕНЕ: Вот так, как вас теперь. Должно быть, я пришел в час прогулки.
ГУСТАВ: Я и не знал, что их прогуливают.
РЕНЕ: Все, как одна, прелестны. Свежие, улыбчивые, волосы легкие, воздушные. Они были просто неотразимы.
ГУСТАВ: И много их там?
РЕНЕ: Они меня окружили. Из небольшой дверцы в переулок выплеснулась целая ликующая орава и буквально поглотила меня. С первого же момента они проявили глубокое почтение к моей ноге и одарили меня сочувствующими улыбками… Вначале я сохранял несокрушимое достоинство «героического воина, гордого принесенной им жертвой», пока не появилась молодая женщина, сопровождавшая девочек…
ФЕРНАН: Как это молодая женщина?
РЕНЕ: Прекрасная, как роза! И стоило ей улыбнуться, потупив очи, как я лишился всего, чем обладал… вернее, того, что от этого осталось. Потом они испарились, а я всё стоял на своих полутора ногах… не в силах последовать за ними.
ФЕРНАН: И какого же возраста были девочки?
РЕНЕ: Ну… лет двенадцати-тринадцати.
ГУСТАВ: Интерес к двенадцати-тринадцатилетним девочкам вам как раз по возрасту.
ФЕРНАН: Будьте осторожны, по крайней мере. Вас могут неправильно понять, видя, как вы ковыляете, преследуя группу девочек.
ГУСТАВ: А ваша роза, на что она похожа?
РЕНЕ:…На цветок.
ФЕРНАН: Теперь понятно.
РЕНЕ: На длинную лилию… стройную и гибкую.
ГУСТАВ: Глядите-ка, вы, оказывается, тоже поэт!
РЕНЕ: Согласитесь, что это большая неожиданность. Я и понятия не имел, что в шестистах метрах отсюда имеется школа для девочек.
ГУСТАВ: Я тоже не знал.
РЕНЕ: Но для вас-то это естественно: вы ведь вообще не выходите.
ГУСТАВ: Никогда. Комната, терраса, тепленький супчик и баиньки.
РЕНЕ: Однако… вчера вечером вы нарушили эту свою привычку… Браво!
ГУСТАВ: Благодарю вас.
РЕНЕ: Сестра Мадлен сказала мне, что сожалеет о том, что вы такой вспыльчивый… сварливый…нехороший… неприятный… злобный… желчный, она еще добавила, потому что у вас замечательный вкус и, вполне вероятно, большой талант.