Ветер в лицо
Шрифт:
Профессор протянул пухлую белую руку, не шевеля ни одним пальцем для пожатия Сотниковой руки, — прилагать усилия для пожатия должен посетитель. Так, пожалуй, епископ допускает к своей святой деснице фанатичную паству.
Но Виктор был очарован приветливой улыбкой профессора, и ему, конечно, подобное сравнение не пришло в голову.
— Я читал вашу статью в журнале, — глядя на Виктора умными голубыми глазами, начал профессор. — Вы правильно ставите вопрос об автоматизации разливки. Литейные пролеты до сих пор напоминают полукустарное производство; только в больших масштабах. Те же изложницы, к которым надо подтягивать ковши. И главное – мелкокалиберность изложниц. Все это декорации, не соответствующие современному действию на современной сцене... А вас, молодой человек, что, собственно, привело ко мне?
Виктор был приятно удивлен, что его скромный труд известен Черепанову. Но еще больше порадовало то, что профессор оказался единомышленником.
«Не может он не поддержать! — Пронеслось в голове. — Лобов что-то напутал».
Сотник, пытаясь говорить кратко и выразительно, чтобы не утомлять профессора лишними подробностями, которые были ему, конечно, известны, начал излагать свои мысли по поводу огнеупоров. Он рассказал об идее комбинированного интенсификатора, над которым работала Валентина, о его преимуществах перед обычным кислородом, о трудностях, стоящих на пути внедрения ее изобретения в производство.
— Я слышал об огнеупорах Харьковского института, — заключил Виктор с той незамысловатой прямотой, которая нередко приводила его к поражению, но, видимо, навсегда поселилась в его душе. — Мне непонятно, почему они засекречены. Это лишает металлургов...
Но Черепанов его уже не слушал. Взгляд Владимира Авксентьевича был устремлен куда-то мимо Виктора, а голубые глаза покрылись непроницаемой поволокой. Исчез детский румянец с одутловатых щек, и они теперь были серыми, а лицо казалось незыблемым и ненастоящим, как штампованная маска из папье-маше.
Пока Виктор удивлялся этой неожиданной метаморфозе, профессор собирался с мыслями. Он, заложив руки за спину, подошел к окну, и Виктор заметил, что брюки у Черепанова пошиты по последней моде, — у колен резко сужались, переходя в высокие манжеты, почти обтягивающие косточки. Его фигура напоминала вытянутый треугольник, поставленный острым углом на пол. Это поначалу вызвало у Виктора снисходительную улыбку. Но задумчивость профессора еще не успела возбудить подозрений, и Виктор, погасив улыбку, подумал:
«В конце концов это хорошо, что Черепанов находит время следить за модой. Не всегда профессорскую неряшливость можно принимать за паспорт неоспоримого таланта... Владимир Авксентьевич — жизнелюб. Говорят, на банкете, устроенном в честь его шестидесятилетия, он перетанцевал со всеми красивыми работницами министерства».
Но вот профессор подошел к своему массивному столу и, не садясь в кресло, начал говорить:
— Вы, молодой человек, затронули вопрос, который не может быть решен в этом кабинете.
— Понимаю, — с надеждой посмотрел на него Сотник.
— Подождите... — Владимир Авксентьевич сделал длительную паузу, которая говорила красноречивее слов, что он не привык, чтобы его кто-то перебивал. — Я бы мог повести разговор так: если это государственная тайна, то откуда она известна вам?.. А потом следствие и так далее... Но мы с вами прежде всего люди науки. — Здесь профессор сделал широкий жест, подчеркивая, что он к людям науки относит и Виктора. — Мы — инженеры и не можем не понимать значения важных научных открытий. Поэтому я с вами разговариваю иначе. Давно прошло время, когда ученые отмежевывались от политики. Если сейчас и встретишь такого, то он воспринимается как нечто допотопное. В современных войнах все решает промышленный потенциал, то есть сталь. Вам это, конечно, известно...
Виктор невольно взялся за колено и поправил травмированную ногу, придав ей более удобное положение.
— Вы — человек молодой и, наверное, знаете только из книг, сколько выдающихся открытий российских ученых присвоено зарубежными пижонами. Затем эти открытия возвращались в Россию с патентами иностранных компаний. Но это были другие времена, и они у меня записаны тут. — Он показал на свою округлую спину! — Сейчас на страже научной мысли стоит государство... Что касается огнеупоров, о которых вы заговорили, то это открытие относится к той категории, где речь уже идет не только об обычном приоритете, но и о могуществе нашей Родины. Как известно, в Руре тоже есть металлургические заводы. Есть они и в Америке... Думаю, молодой человек, вы поняли мою мысль, и я могу освободить вас от скучной необходимости выслушивать элементарные истины. Ваша статья, о которой я упоминал, дает право верить, что я разговариваю с единомышленником и коллегой.
Профессор сел, выразительно посмотрев на часы.
Виктор озадаченно рассматривал резиновый конец своей палки. За словами профессора скрывалась тяжелая неправда, и Виктор это чувствовал. Но они были так закруглены, как морская галька. И та галька, щедро сыпавшаяся на Виктора, выбила его из надежного седла давно продуманных аргументов. Однако он сделал усилие, чтобы вновь поймать потерянное стремя.
— Простите, Владимир Авксентьевич. Но огнеупоры засекречены не только от иностранцев, но и от советских инженеров. От тех же людей, которым, собственно, и положено поднимать уровень промышленного потенциала.
Черепанов развел руками.
— Необходимость... Тайна, известная десятку людей, перестает быть тайной.
— Тогда что же... — Виктор поднялся, опираясь на палку. — Значит превратиться нам в Гобсеков и скупых рыцарей, которые только ночью спускаются в темные подвалы, чтобы осмотреть свои сокровища? Какая польза от тех сокровищ? И какая разница, есть они или их никогда и не существовало в природе? Завтра такие же, если не лучше, огнеупоры изобретут за рубежом, потому что открытия возникают не случайно. Их выталкивает на поверхность уровень развития техники... А мы опять отстанем на несколько лет. И подсчитайте, сколько миллиардов рублей — да, миллиардов! — погибнут благодаря этой гипертрофированной боязни технических краж. В конце концов это недоверие к нашим людям, к их бдительности...
— Мне трудно с вами разговаривать, — устало сказал профессор, — отгораживаясь от Виктора широким листом ватмана с какими-то чертежами. — Вас, видно, еще мало учила жизни. Доживете до моих седин, тогда отпадет охота прибегать к неуместным литературным аналогиям. Глаза потеряют юношеский блеск, зато станут зорче...
Выйдя из кабинета Черепанова и спустившись по лестнице, Сотник снова посмотрел на старинный особняк. Амуры все еще кружили на своих выщербленных алебастровых крылышках над массивными колоннами, но они теперь показались Виктору эмблемой лицемерия. А узкие окна, напоминающие бойницы, дополняли это впечатление.