Ветер
Шрифт:
– Папа шутит.
– Тамара с укоризной посмотрела в сторону отца.
– Там уже все заканчивается. Дождик вот закончится, и мы поедем домой.
– Ладно, будите Матвея, будем завтракать.
Хлеб уплыл ночью, поэтому шашлык ели с галетами из армейского сухпая. Было вкусно. Егор подсуетился и приготовил напиток из остатков чая и сухого энергетического порошка, так же входящего в состав сухпайка. После завтрака наступило время, которое нужно было чем-нибудь занять. Егор поручил Матвею справляться об уровне воды и состоянии входа в пещеру. О любых изменениях он приказал сообщать. Своим женщинам он дал поручение проверить
Как долго Игорь был как в тумане, он затруднялся сказать. На станции всем заправляла Джейн, отошедшая от шока раньше всех. Свое шампанское она выпила в одиночку, не дожидаясь, когда мужчины составят ей компанию. Вся деятельность на МКС свелась к ведению внутреннего хозяйства. Никакой другой работы можно было не делать. Все свелось к контролю автоматических систем поддержания жизнедеятельности состава и работы узлов станции.
В тот момент, когда ураган накрыл Новосибирск, Игорь был на противоположной стороне земного шара. Когда, через двадцать минут он снова оказался над родным городом, стало понятно, что его уже нет. Новосибирск накрыло мутным покрывалом урагана. Что-то щелкнуло в голове Кружалина, какой-то предохранитель, не дающий человеку сразу сойти с ума от осознания, что ты потерял все. С этого момента Игорь почти ничего не помнил, вплоть до того момента, когда Джейн ударила его по щеке и что-то громко прокричала на английском.
С этого момента сознание снова вернулось в тело. Это не принесло облегчения. Совсем наоборот. Тоска прочно закрепилась на месте основного чувства. Все что ни делал Игорь, проходило через чувство тоски, как через фильтр, каждый раз заставляя сердце ныть от горькой потери. Не раз приходила мысль покончить со всем одним махом. Разгерметизировать отсек и умереть от гипоксии. Смерть была бы легкой, не сравнимой с тем, что пережила его семья и родные.
Скоро стихия закрыла планету полностью. Кроме полюсов, все было закрыто от взора космонавтов серо-коричневой пеленой, меняющей свои оттенки в зависимости от положения солнца. На северном и южном полюсе на первый взгляд было спокойно. Воронки, размером в тысячу километров крутились там и тут, но внутри них, на первый взгляд ничего не поменялось.
Джейн приглядывала за всеми. Она понимала, что ее товарищи могут отпустить подобный финт и старалась всегда быть рядом. Ей удалось вернуть Игоря к жизни раньше Семена. Для этого ей пришлось забыть, что она космонавт и вспомнить, что она еще и женщина. Нет, она не охмурила своими чарами Кружалина, не попыталась затащить его в постель, дабы забыться на время. Она собрала тюбики с едой, которые показались ей более уместными для случая, и подплыла к Игорю. Из двоих мужчин Кружалин ей нравился больше, чем Семен.
– Игорь, я тебе принесла еды. Ты уже сутки ничего не ел, я переживаю, что ты скоро начнешь падать в голодные обмороки.
– Знаешь, Джейн, аппетита совсем нет. Я бы попозже поел. Часов через пять или шесть.
– Знаешь, как мне говорила в детстве бабушка, аппетит приходит во время еды.
Кружалин усмехнулся.
– Что?
– Не поняла Джейн.
– Моя говорила то же самое.
– Выходит, если они считали так, то они правы. Держи, это очень мужская
– Джейн буквально заставила Игоря взять у нее тюбик.
– Говядина с острым мексиканским соусом.
Кружалин без энтузиазма вставил горлышко тюбика между губами и сжал его. Джейн поступила так же. Игорь почмокал губами, распробывая вкус блюда. Во рту немного зажгло, а желудок отозвался на острое голодным урчанием.
– О, заработало!
– Довольно сказала Джейн.
– Это аппетит, который пришел во время еды.
– Спасибо тебе, очень вкусно. А ты сама что ешь?
Джейн посмотрела на свой тюбик.
– Фасолевое пюре с кисло-сладким бамбуковым соусом.
– Ты панда?
– Почему?
– Они любят бамбук.
Это и надо было Джейн. Юмор, первый признак излечивающейся психики.
– На второе у нас будет шоколад и сыр. В них содержится серотонин.
– А давай на второе попробуем что-нибудь из нашего.
– А что у вас есть, с серотонином?
– Сгущенка с какао.
– А борщ?
– Там же нет серотонина.
– Я всегда хотела попробовать борщ. Я слышала, что у любого народа есть фирменное блюдо, которое характеризует нацию. Вот у нас это гамбургер, потому что мы вечно спешим, и нам некогда готовить. Затолкал все подряд в булку и съел по-быстрому. А вот у вас, борщ, который надо варить несколько часов. Как он характеризует русских?
– Как, как? Я, честно говоря, никогда не думал о борще в таком ключе. Я бы отнес к русской еде пельмени и пирожки. Но, если все же борщ, то наверно это в противовес американскому. Получается у нас много времени, чтобы потратить его на готовку, и борщ не такой калорийный. Получается, что мы нация, у которой полно времени, чтобы готовить и часто перекусывать.
– Игорь замолчал.
– Была нация?
– Ой, ну всё. Доедай свою говядину и за серотонин. Борщ потом попробуем.
Из глубины сна Терехина выдернул настойчивый вой сирены. Когда до капитана дошло, что воет именно 'тревога', он подскочил, как ужаленный. Он почувствовал, что с кораблем что-то не то. Пол под ногами уходил из под ног и ощущения были, как во время сильной качки на обычном корабле. Шум, от ударов по корпусу участился и стал громче. Терехин со всех ног припустил в сторону рубки управления.
В тесных коридорах он сталкивался с остальными офицерами и матросами, поднятыми по тревоге. В рубке висела ощутимая физически атмосфера тревоги. Татарчук замер перед показаниями гидролокатора. Терехин подбежал к нему, и был поражен, увидев цифры глубины. Едва двести метров.
– Скребем по самому дну. Молись, чтобы не зацепить чего.
– Командир корабля произнес это настолько упавшим голосом, что Терехин невольно проникся страхом.
– Сколько еще до нормальной глубины?
– Сутки хода, не меньше. Тридцать пять узлов идем, почти вслепую. Видишь, что на экране? Рябь одна.
Виктор понял, что если в ближайшие несколько часов они не выйдут на большую глубину, то окажутся на мели. Адреналин выплеснулся в кровь. По рукам прошелся тремор. Взгляд так и лип к экрану гидролокатора. Глубина скакала вокруг отметки в двести. Воды на этой глубине были неспокойны. Огромные водяные валы регулярно сотрясали корпус лодки. В такие моменты она теряла управление и начина ерзать, как автомобиль на лысой резине по гололеду.