Ветеран

Демин Ник К.

– Ну вот почему, одним все, а другим ничего, - горестно спросил меня Шустрый, глядя на убитую жену купца, голову которой тот нежно прижимал к своей груди.

Я кивнул ему, чувствуя такое же сожаление. Потом до меня дошло, я сочувствовал не купцу, а Шустрому и себе. Сочувствовал в том, что нам не досталась эта роскошная женщина, сочувствовал в том, что она могла бы принести нам удовольствие перед тем как погибнуть, а погибнуть бы ей пришлось по любому. Нам не нужны свидетели, хватит и того, что в живых остался щенок купца, но я сильно надеялся,

что он сдохнет во время идущего штурма. Деваться то ему некуда, утешая себя этой мыслью, я ударил. Неслышный свист, незаметный жест, из разорванного горла купца, толчками вытекает кровь. Пленники в углу заволновались. Старик, бывший нашим провожатым, обнимал внучку и с ужасом смотрел на меня. Наши тоже молчали. Я отвернулся и сказал:

– И чего стоим? Кончайте всех, нам не нужны свидетели.

– Ну вот, делов то!
– преувеличено весело сказал Шустрый.
– И ничего страшного...

После этих слов его моментально вывернуло. Глядя на его зеленую физиономию и лица других, приблизительно такого же оттенка я сказал Безухому:

– Пойдем сходим, проверим.

Мы зашли обратно. Безухий спросил:

– Ты проверишь или масло пойдешь искать?

Не знаю почему, но мне показалось неправильным, что проверять будет ушастый:

– Ты тащишь масло - я проверяю.

Он убежал, а я пошел в гору тел пленников, перед смертью сгрудившихся в углу. Почти все сработали без осечки, только старик был еще жив, собрав все силы, он попытался сказать что-то вроде: Проклинаю или может быть пощады, но я не дал ему этого шанса. Да ему и не надо было многого.

Принесенным маслом мы облили трупы и подожгли, завалив кучей досок серебряной сосны. Глядя на костер Безухий сказал с болью в голосе:

– Все тщетно и суета сует.

А подошедший незаметно Шустрый, все еще зеленоватого цвета, но уже пытающийся улыбнуться сказал со скорбью в голосе6

– Какое богатство пропадает! Серебряная сосна на рынке досками продается, а не кубометрами. А вы её в огонь... Вандалы...
– и ушел.

– Это плоть моей земли, - сказал Безухий только мне, - за одно это их нужно было бы предать казни.

Я согласно кивнул головой. Всегда приятней думать, что ты идейный боец и мстишь, чем ощущать себя обычным бандитом и насильником. Не зря большинство грабителей, работающих не в городах, а на трактах стараются подвести под свои действия хоть какую-нибудь идеологическую базу. Вот откуда появляются партии экстремального толка.

Мы отправились на берег, а сзади разгорались склады и судя по тому. Что это происходило в нескольких местах, работали там не мы одни. Уйти не получилось, оставалось рассчитывать на помилование.

***

Мы вовремя успели смотаться из города, еще бы чуть чуть и нас бы повесили с остальными. На берегу толпилось пара десятков человек, отдыхающих на природе.

На берегу показался фигура увешанная разными золотыми цацками, её сопровождали человек двадцать таких разодетых и не менее полусотни закованных в железо гвардейцев, готовых прикрыть, разорвать, уничтожить и так далее. В этой же куче ошивался и наш капитан.

– Встааать!
– проорал какой то хлыщ из свиты.

Мы начали с ленцой подниматься. По настроению чувствовалось, что ребята прикидывают, не пришить ли этих козлов и ломануться в бега. Успокоив их несколькими словами, я отсалютовал кулаком, остальные сделали так же.

– Они?
– спросил подошедший генерал.

– Так точно!
– вытянулся капитан.
– Первыми ворвались на стену и открыли ворота.

Ну допустим не первыми, но те кто первыми они все погибли, но ворота да, помогали открывать. Но кто здесь таки будет спорить?! Тем более такой уважаемый человек, как наш капитан, говорит за меня. Я промолчал.

Генерал порывисто обнял меня, чуть не раздавив.

– Эге, - подумалось мне, - а у генерала то в родне гномы были наверняка.

– Молодцы!
– и повернулся к капитану.
– Вас представляю к награде, списки особо отличившихся бойцов представьте мне не позднее сегодняшнего вечера, - и ушел. А капитан остался. Он стоял с нами, довольно ухмыляясь6

– Ну что, каторжники. Благодарите бога. Что вы первые мне попались по дороге. Все обвинения с вас будут сняты, и служить пойдет в обычную армию...

– Так че, начальник, я не понял, - перебил его высокий зэчара, с наглыми голубыми глазами.
– Мы теперь все равно срок мотать будем, только по общему режиму пойдем? Или как?

Зэки одобрительно загудели. Капитан поморщился:

– Я ведь могу и других в помилование вписать? Вы что думаете

***

Немного позже и без лишних свидетелей.

– Мне нужны постоянные войска, которые будут так драться всегда, а не штрафники, способные на такое только тогда когда надо заслужить жизнь.

– Я понял Вас, - почтительно наклонил голову немолодой майор.
– Что делать с капитаном?

– Как что?
– даже удивился генерал.
– пусть идет и работает. Все выжившие будут награждаться!

Он ухмыльнулся, глядя на него:

– Действительно, будут награждаться.

Белозубая улыбка внезапно превратилась в оскал, исказивший лицо. Майор, невозмутимо смотревший в лицо генерала, поклонился и вышел.

5

Нас разместили в припортовых бараках, где селились матросы с пришедших судов. Целой мебели там не было, последнее время здесь стояли экипажи моряков и привезенные войска наемников.

– Что все это значит?
– прошипел Шустрый мне в лицо.
– Мы же все слышали, что главный пахан велел послабление режима нам сделать и перевести в обычные войска.

Бешеные глаза, раззявленный в вопле рот, сверкающий пеньками зубов, скрюченные, как у мертвеца пальцы.

– Что?
– спокойно переспросил я у него.
– Да элементарно, главный пахан, как ты говоришь, решил наладить отношения с горожанами за наш счет.

– Как это?
– в глазах Шустрого все еще мелькало бешенство.