Ветеран
Шрифт:
– Шустрый, а зачем ты меня закладывал во всем?
– лениво спросил я, смотря в безмятежное синее небо.
– На поле боя раздавались крики и стоны мертвецов, - проговорил Шустрый, а потом поинтересовался, - в смысле?
– Стучишь, говорю, зачем, - все так же лениво проговорил я.
Шустрый и не подумал отпираться, перекатившись на один бок, он глянул на меня из полуприкрытых глаз:
– Да элементарно, - его народный жаргон исчез, - на самом деле я даже не Шустрый. Я кавалерист Королевских прокуроров города, а ты еще тогда подозрительным показался.
Когда?
– спросил я.
Ну тогда, когда в предвариловку
Рн потянулся и продолжил:
Тобой и Боров то занялся по моей просьбе, а то сам подумай, нафиг ты бы ему сдался?
– Ну и из-за чего все это?
– спросил я, - ведь не каждому же наседку подводят.
– Нет конечно, - беспечно согласился Шустрый, грызя соломинку, - просто за тем, твоим трупом следили и очень уж подозрительно было, что по приезде он только в два места и сходил, причем во втором его сразу мочканули.
– Не уверен, что вообще его убивал, - глухо сказал я.
А ты и не убивал, - сказал он поворачиваясь снова на спину.
– Если это тебя утешит, то тебя просто подставили.
Кто?!
– выстрелил я в него вопросом.
Ну подставили это я громко сказал, просто на тебе сделал небольшой гешефт королевский вербовщик.
Мы потихоньку собрались и направились обратно:
Я вообще написал в последнем донесении, что фигурант по делу купца закрыт.
– Это как?
– нсаторожено спросил я.
– Чудак человек, - засмеялся тот.
– Ну убедился я, что ты совершенно посторонний человек и что? Сидеть с тобой пока ты не помрешь? Нет уж, будем считать, что ты помер при взятии города. Я же приеду. Поверчусь месяцок, а потом подам знак, что я именно в этом городе, этой части и меня вытащат, не привлекая внимания окружающих. Вот так то!
– и он кинул в мою сторону камешек.
Мы прошли половину дороги:
Где ты все таки так насобачился в кабаках сидеть? Жесты, взгляды, все такое. Знаешь, если бы я не знал тебя, то был бы уверен, что ты из дворянской семьи.
А что ты спрашиваешь?
Интересуюсь, - нейтральное пожатие плечами.
Ну, ладно, интересуйся.
А все таки?
Я ж тебе говорил, что с Графом вплотную общался.
Что то я не заметил особенного сближения между вами.
Да как то за последнее время вокруг такая круговерть из людей и событий, никто долго не задерживается, ни с кем близко не схожусь...
А со мной?
– чуть ли не обиженно воскликнул Шустрый.
Ну вот с тобой, разве что, - улыбнулся я.
Так ты просто нелюдимый. Охотники все такие. Хотя вот сегодняшний обед опять напрягает, больно уж ты уверено там вел себя.
Я шел, глядел в бесцветное небо и думал:
Он принял меня за другого и если сейчас увериться в том. То от меня не отлипнет, а у меня нет большого желания сдохнуть за Его Величество. Да и просто сдохнуть не очень то хочется. Главное, что ему не доказать, что я действительно общался с Графом и он мне много и в лицах рассказывал о правилах поведения в общественных местах. И потом, мое поведение совпадало с тем, которое ожидали от баародного хозяева, потому как здесь они не очень останавливаются, предпочитая проскочить до ближайшего города, а эта остановка в основном для пассажиров дилижансов. Но доказать это я шустрому не смогу...
Видимо тяжелые раздумья явственно отразились у меня на физиономии, поскольку Шустрый рассмеялся и сказал:
– Ладно, не парься, - хлопнул он меня по плечу, - пошли лучше возьмем по бутылке в дорогу.
Мы пошли по направлению в сторону постоялого двора, перед дорогой остановились, пропуская несущуюся во весь опор шестерку лошадей, впереди неслись два герольда, трубя из всех сил и подавая сигнал по которому следовало освободить дорогу. Я остановился, Шустрый обернулся и бросил:
– Ты чего? Еще раза три успеем перебежать?
– Да нет, - улыбнулся я, - лучше переждать.
Карета неслась быстро, на той стороне собрались люди, некоторые приложили ладони козырьком, чтобы рассмотреть вельможу, спешащего так сильно. Шум становился все сильнее, наконец до кареты осталось не больше трех лошадиных корпусов. Шустрый обернулся и что-то с улыбкой сказал, я с полуулыбкой махнул в ответ рукой, вроде бы как предостерегая его. Когда же он начал поворачиваться обратно, я со всей силы толкнул его в спину, заставив сделать несколько шагов прямо под копыта несущихся лошадей. Он остановился и начал быстро разворачиваться, чтобы побежать назад, но он не успел. Если бы он рванул вперед, то может быть и удалось выскочить, но он просто растерялся и все на что его хватило, это закрыться руками. Да еще и кони... темная порода, очень злые, с ощерившимися пастями, которым в рацион обязательно должны давать мясо. Для них существо на дороге - не повод для страха, а добыча. Вихрем налетев на согбенную фигуру, и по моему даже куснув несколько раз, они промчались по человеку, словно нарочно стараясь ударить подковами побольнее, потом на чем-то мягко подпрыгнула карета и пронеслась вперед, протащив Шустрого несколько метров за собой.
Изломанная человеческая кукла, валялась далеко в пыли. Толпа людей около постоялого двора, ломанулась к месту происшествия с низкого старта. Люди такие твари, что им всегда все интересно, особенно чужая боль, горе, несчастье. Каждый подойдет, посмотрит, оценит, сочувствуя на словах и злорадствуя в худшем случае или с облегчением вздыхая, что это произошло не с ним, в лучшем случае. Это же так интересно, сидеть в компании и под пиво, обсасывать и смаковать жуткие кровавые подробности. Ну край, обронить опять где-нибудь с деланным сожалением:
– Тут солдатик один, пытался перед кем то из светлых князей дорогу перебежать, так его, бедненького, так размазало, что только куски мяса полетели...
Потом, можно осудить вполголоса светлых, которые совсем оборзели и гоняют, не обращая внимание на обычных людей:
– Хуже темных становятся, Единый свидетель...
Призвать бога или богов в этом случае просто обязательно, мол это не я вру, в том Единый свидетель, а потом уйти в свой уютный домик-норку - зарыться и надеяться, что все беды мира минуют тебя. Часто таки да, минуют, такие люди мягкое подбрюшье любой страны, любому волку их очень удобно рвать своими зубами. И хорошо, что я не волк, я могу надеяться стать таким же как они.