Ветеринары

Таких кораблей, как транспортник дальнего следования «Стар Бридж», я ещё никогда в жизни не видел. На Земле принято создавать корабли стандартной ракетовидной формы, с вертикальным взлётом-посадкой, быстрые и маневренные. Эквилайн выбрал иной путь кораблестроения – большинство звездолётов создаются прямо в космосе, обслуживаются и загружаются в космосе, а смену экипажа (или там, погрузку грузов), производят при помощи отделяемых модулей. Так что их суда имеют самую разнообразную форму. «Стар Бридж» представлял собой образец кораблей данного типа. И пока шаттл «Конго» подлетал к нему, я успел хорошо рассмотреть звездолёт со всех сторон.

Конструкция корабля оказалась… Неожиданной. Корпус его состоял как бы из двух цилиндров. Носовой цилиндр, менее длинный, зато более широкий, служил для размещения кабины управления, и его передняя часть представляла собой выгнутый новостеклянный купол. Тонкой

переходной трубкой первый цилиндр соединялся со вторым - этот был едва ли не в два раза длиннее, хотя и уже, кормовая его часть оканчивалась просто громадной дюзой, а от бортов цилиндра под равными углами отходили три гигантских «крыла». Каждое такое крыло, длинное, прямоугольной формы, заканчивалось сверкающей полусферой, где – я об этом уже знал – находился груз. Кроме того, каждое крыло также несло один большой двигатель. При виде этого корабля, мне почему-то мне на ум пришло сравнение с китом. Как кит может жить лишь в воде, так и этот корабль навечно прикован к космосу, потому что стоит ему оказаться на планете, как он немедленно развалится под воздействием собственной конструкции.

«Конго» развернулся и, то включая, то выключая дюзы, направился ко второму цилиндру. Инопланетный корабль медленно вращался, поэтому я не сразу заметил лапы-зажимы для шаттлов, находившиеся на его корпусе. Пролетев вдоль ряда иллюминаторов, «Конго» завис напротив зажимов и те немедленно сомкнули свои «пальцы» на выемках в его носу и крыльях. Затем зажимы подтянули шаттл к борту, и от переходного люка цилиндра к люку шаттла выдвинулся специальный мостик-гармошка.

– Всё, дело сделано! – сообщил мне мой пилот, странный рыжеволосый парень, весь полёт бросавший на меня заинтересованные взгляды. Кстати, его голос явно соответствовал его половой ориентации. – Быстрее летают только гонщики «Формулы».

– Спасибо, - смущенно пробормотал я, подхватил свой старомодный саквояж - идиотская покупка студенческих лет - и быстро подошёл к люку. Убедившись, что на мониторе возле входа горит зелёная лампочка, я набрал трёхзначный код, и створки люка с шипением раздвинулись. Сделав широкий шаг, я сошёл на ровный пол «гармошки» и пошёл по направлению к чужому кораблю. Признаюсь, из всех тех разнообразных опасностей, что несёт космос, я больше всего боялся разгерметизации такого “мостика” – то ли сказывалась моя клаустрофобия, то ли рассказы бывалых космонавтов, но я всё равно попытался пройти “мостик” как можно быстрее. Остановившись перед вторым люком, я уже хотел постучаться, но тут раздалось знакомое шипение, после чего створка люка уехала вверх. Я быстро прошёл внутрь и остановился перед тем, кто меня впустил. А точнее – впустила.

– Здравствуйте, - негромко сказал я на космоарго, повернувшись к инопланетянину. – Ветеринар Николай Гончаров, на борт прибыл.

– Вообще-то вам бы больше подошло слово «доктор», господин Николай. Впрочем, как вам будет угодно. Меня зовут Рейнбоу Дэш, я первый пилот этой посудины.

Я кивнул. Впрочем, слово «ветеринар» всё равно подходило больше – ведь моими будущими пациентами будут такие, как она. А «она» - это невысокое, ростом мне до пояса, создание, несколько напоминающее лошадь. Они и сами себя так называют – equestrian ponies, прибавляя к названию вида ещё и название рода – alicornus, zebrus, terrarus, unicornus, pegasus, и так далее. Рейнбоу явно относилась к «pegasus» - кобыла прижимала к бокам два недлинных, но крепких крыла. Как и у большинства представительниц её вида, голова у кобылки была круглой, по-настоящему круглой, с вытянутой заострённой мордашкой. Шёрстка тоже была очень нестандартной – короткая и жёсткая шерсть имела голубоватый цвет. Но это ещё нормально для их вида, а вот грива и хвост имели удивительный окрас даже для Эквилайна – в неё были красные, оранжевые, жёлтые, зелёные, голубые и фиолетовые полосы. Разница лишь в том, что грива начиналась с красной полосы и заканчивалась фиолетовой, а хвост – с фиолетовой и до красной полосы.

– Я думаю, что сначала вам нужно познакомиться с экипажем, - продолжила кобыла, не замечая моего пристального взгляда. – Так что – за мной!

Не дожидаясь моего ответа, пони развернулась и зачем-то взмахнула хвостом. Я поперхнулся.

– Что? – спросила пегас, обернувшись ко мне.

– Прошу прощения… Вы просто…

«Голая!» - пронеслось в моей голове. Когда эта пони взмахнула хвостом, мне открылся вид на то, что он призван скрывать. Конечно, с точки зрения ветеринарии ничего особенного я не увидел – анальное отверстие, вагинальное, ну ещё соски… Только вот одно дело – смотреть на неразумное существо, и совсем другое – видеть всё это у существа, имеющего разум.

– У вас достаточно большие коридоры, - «выкрутился» я. – Высокие потолки, широкие стены…

Кстати, я не врал. До потолка оставался ещё минимум метр – это при моём-то росте!

– Это необходимость, - пояснила пони.
– У нас, пегасов, очень сильно развита боязнь замкнутого пространства. Первые корабли строились под размеры пони и однажды транспортник «Сильвер Спайс» не вернулся на родную планету, а экипаж патрульного фрегата «Инвинсибл» пришлось поголовно сдавать в психлечебницу. Хорошо ещё, что их удалось вылечить… После этого случая наши специалисты осмотрели корабли и пришли к выводу, что замкнутость помещений и невозможность хотя бы краткого полёта вызывают у летающих, у пегасов и фестралов, потерю… Э-э-э, потерю координации движений, рвоту, нарушение стула и, наконец, помутнение рассудка. С тех пор все коридоры и все помещения на наших кораблях имеют высоту от трёх метров, и ширину от четырёх метров.

– Очень хорошо, что вы мне это сказали, Рейнбоу. Я изучал вашу анатомию, а вот психологии не касался…

– Не волнуйтесь, у нас тоже есть медик. Я вас познакомлю с ней прямо сейчас.

Мы прошли по ещё одному коридору и оказались, похоже, в центральной части цилиндра – во всяком случае, теперь мы шли по очень широкому помещению, в стенах которого находились двери. Рейнбоу быстро рассказывала о каждой:

– Здесь у нас отдельный туалет. Тут – душевые. Ванная комната. Вот это – совмещённый санузел, думаю, он будет для вас. Нет-нет, вы не подумайте ничего, просто от нас везде остаётся шерсть, а вы, люди, уж больно брезгливы… Ничего страшного? Хорошо. Вот это – дверь в тренажёрный зал, напротив него – пустое помещение, игровое, там мы с Флатти обычно летаем. Помните, я вам говорила о пси-хо-ло-гии пегасов? Ага. Вот отсюда начинаются каюты, они идут по порядку. Вот тут – каюта Пинки Пай, второго пилота, земной пони. Напротив каюта Эпплджек, нашего механика, но она сейчас в кабине, смотрела за вашим прилётом. Каюта Флаттершай. А вот эта – ваша, только мы пока в неё не пойдём. Каюта Рарити, единорога, она отвечает за сохранность груза, за запасы продовольствия, ну и так далее… А вот это – каюта нашего капитана Твайлайт, единорога, кстати, ученицы самой принцессы Селестии!

– Селестия, - перебил я пони. – Это такой белый пегасоединорог, да?

– Пегасоединорог – это аликорн. Очень редкий вид! Они умеют летать между звёзд и управлять ими, а ещё наделены огромными магическими силами! Даже единороги слабее их.

«Магия». Я вспомнил, как несколько дней назад изучал своих будущих пациентов по научно-документальным фильмам. Никогда не забуду, как простой «земнопони» копытом поднимал чашку с чаем, а единорог при помощи «магии» переносил вещи, вообще не касаясь их. Впрочем, ничего необычного или «магического» в этом не было. Весь фокус состоял в том, что раса пони пошла по пути развития не анатомических, а психических качеств. Вот возьмём человека. У него в процессе эволюции происходила перестройка всего организма – изменение тех же рук, стоп, таза… У пони же эволюция коснулась внешнего вида несильно, но повлияла на психику, на мозг, позволив им силой мысли влиять на материю. Тот же «копытокинез» - обычное изменение молекул, природный магнетизм. Поверхность копыта перестраивается таким образом, что предмет буквально «прилипает» к нему. У зебр, в частности, копытокинез очень сильно развит и позволяет им выполнять такие манипуляции с предметами, которые недоступны даже для пальцев людей. С другой стороны, единороги и аликорны имеют специальный конденсатор для своей внутренней энергии – рог, который позволяет фокусировать мысли на каком-нибудь предмете (или предметах) и влиять на их структуру или структуру окружающего их воздуха.

– Селестия – богиня, - заметила тем временем пегас. – Только благодаря ей мы сумели перевести наши планеты в статус планет-курортов.

И это я тоже знал. Пони – очень миролюбивый народ, уже несколько тысяч лет они не знают войн, а все их технологии направлены лишь на мирное развитие. Такие расы очень быстро порабощаются более высокоразвитыми планетами или захватываются космическими пиратами – но любовь пони к родной природе позволила им избежать такой судьбы. Около ста лет назад, ещё во времена Первого Контакта, правительница Эквилайна принцесса Селестия предложила дать её планете статус «курорта». Многим системам это предложение пришлось по душе, ведь развитие всегда требует жертв. На той же Земле вы уже не найдёте ни одного столетнего леса, ни одного чистого озера, лишь бетонные коробки городов и мусорные свалки. Побродить по чистейшим лесам, поплавать в приятно-прохладной воде, насобирать ягод и грибов – вот чем можно заняться на Эквилайне, поэтому планету и взяли под защиту несколько могущественных звёздных систем. Может быть, и мне удастся побывать в этом прекрасном месте, когда наш полёт закончится…