Ветка Вятка
Шрифт:
Я бывал на многих сельских кладбищах.
В Мордовии в Чукалах меня поразила синева православных крестов на могилах. Кладбище стоит на горе в искусственно высаженной роще и через природную зелень пробивается не менее восхитительная искусственная синь, которая из-за её обилия глазом воспринимается, словно ещё один фон. Представляете? На кладбище все могилы выполнены в одном стиле – деревянный шестиконечный крест, покрашенный ярко синей краской.
Бывал я и на ещё одном сельском кладбище Нехорошевском, в бывшем селе, теперь урочище, Нехорошево. Там у меня прадед по материнской линии похоронен, Михаил. Здесь особенность такова, что большинство могил выполнено в железных маленьких пирамидальных обелисках, тех самых, на которых обычно красные звёзды ставят, однако на Нехорошевском кладбище часть звёзд уступила место православным крестам небольшого размера, под стать обелиску и звёздам.
В Белом колодезе Тульской области на сельском кладбище не редки тонкие каменные плиты представленные в виде квадратов, с гравировкой на них православных символов. Это надгробия девятнадцатого – начала двадцатого века. Я таких не видел больше нигде.
На городских кладбищах, к примеру, московском Николо-Архангельском, или Домодедовском кладбище городского округа, что близ аэропортовской трассы лежит (там у меня похоронена бабушка по материнской линии – бабушка Елена), современность шагает широким уверенным шагом. Могильные плиты, памятники, обелиски, ограды – всё сделано в современном грандиозно-траурном стиле.
Кирилловское кладбище же, что лежит в лесу близ западного въезда в Мантурово представлено в виде этакого сплава Нехорошевского и одного из городских кладбищ. Старые могилы сплошь в жестянках красноармейских обелисков. Их теснят современные грандиозно-траурные. Борьба современности и старого во всём.
Непосредственно напротив въезда на кладбище вездесущие дорожники ремонтируют трассу. Потоки автомобилей регулируются передвижными светофорами, что ответственные люди за собой на колёсах тянут. Перед лесом плохо выровненный земляной пятачок под опорами и токопроводами ЛЭП. Вокруг него молодые тонкие деревья нарождающегося подлеска и у края леса свежие могилы. «КАМАЗ» дорожников видимо на пятачке хотел выполнить разворот и теперь стоит по самые ступени кабины завязший в песчаник. Диво дивное. В Москве такого не увидишь, а здесь, пока мы доставали нужное из машины, подъехал экскаватор, зацепил «КАМАЗ» за борт кузова и выволок из ямы. Тащил медленно, с натугом, проявляя аккуратность, будто бы самую ценную на свете вещь.
Пока я переодевался в плотную куртку с капюшоном и джинсы, как-то от комарья надо же спасаться, в небе над ЛЭП пролетел маленький спортивный вертолёт. Как в детстве захотелось смотреть ему в след и махать рукой:
«Вертолёт, вертолёт, увези меня в полёт» – исковерканная детская песенка звучит непривычно уху, но в тему.
Наша тройка углубляется в лес, а вокруг пространство меж деревьев заполняют квадраты и прямоугольники могил. Я был здесь, правда уже давно, ещё в детстве. Ходили мы на кладбище, дедушку навестить, пешком, из Мантурово. Я помню ещё теперь, как тяжело было мне маленькому брать тогда такое расстояние. И тело ломило от усталости, и в голове она же звучала капризами. А в конце пути могильный холм, скованный панцирем обелиска с пирамидальной башней, венчанной шестиконечным крестом, фотографический овал, с которого сквозь очки на тебя смотрит серьёзный взгляд. Рядом одноногий столик с круглым щитом столешницы и всё это в контуре витой ограды.
В воспоминаниях было ещё дерево. Мне казалось оно росло где-то рядом с могильным холмом, толстым стволом, уходящее в небо, но в реальности никакого дерева нет. И раньше его не было – пни отсутствуют, а ближайшая крупная растительность за оградой. В здешнем лесу деревьев не рубят, здесь траур стоит, скрывая всё пологом. Хочу надеяться, что дерево из воспоминаний – след того, как Юрий Александрович на небо уходил, только он у меня отпечатался в мозгу таким причудливым образом. Причудливым, как сама жизнь.
Я верю, я надеюсь, что там, за гробовой чертой я их всех (родных, близких) встречу, увижу и тех, кого знал, и тех, о ком узнал, и тех, кто был до Зотия. Они посмотрят на меня и не стесняясь пригласят за общий стол, и стол этот будет тянуться от края земли (или чего там будет) и до края.
– Два года уже не были, – говорит мама, обращаясь к папе за поддержкой, – да Андрей?
Папа согласно кивает, борясь с молодым деревцем, пустившим корни внутрь ограды.
Конец ознакомительного фрагмента.