Ветлуга поёт о вечном
Шрифт:
Имя я уж забыл. Алексей ли, Андрей…
Уж не помню… года… Но творили они
Так чудесно… сам Бог их рукою водил.
Даниил там и кончил свой путь-то земной.
Но какой он был мастер!.. Так вот я о чём.
Наш-то Тихон чудесней врата расписал.
Не уступит московским-то он мастерам.
– Это так! Не уступит. – Макарий сказал. –
Живописец отменный! И дерево он
Словно видит насквозь, что там спрятал Господь.
Тут, бывало,
Он же нежно возьмёт, да погладит его;
Приглядится, да ножиком где ковырнёт;
Всё, что лишнее, снимет. И видишь потом,
Что в полене-то скрыты то плошка, то ковш.
И такой их резьбой разукрасит вокруг,
Что и в руки-то брать, да и есть-то из них
Уж не хочешь, а только любуешься всё…
– Да, Господь награждает умением тех,
Кого он полюбил… и кто любит его.
– А в Великом у нас был искусник один, –
Начал тут свой рассказ и Окимий монах. –
Куклы делал такие, что дивно смотреть.
Как живые. И вот, как-то сделал одну,
Что и ходит сама, и пищит, словно мышь.
Голосок-то тонюсенький, слов не понять,
Но как будто бы речь от неё-то идёт,
Вроде, как и ребёнок лопочет чего,
Вроде, как и мышонок чего-то пищит.
Федька Кукольник звали умельца того.
Ну и сдуру давай он людей-то пугать:
Я, мол, душу живую могу в неё вдуть.
Людям куклу покажет, нагнётся над ней
Да и дунет слегка; сам же – за рычажок
Незаметно и включит. И та вдруг пойдёт,
Да ещё запищит непонятно чего.
Много шуму наделала кукла тогда.
Уж молва полетела: нечистая, мол,
В этой кукле сидит, тянет дух из людей.
Ну, понятно, что Федьку и куклу его
Потащили к боярину. Федька и тут
Поначалу хотел свою шутку сыграть.
Ну, собрался народ, любопытно же всем.
Кукла – будто бы девочка, лет так пяти,
И глаза, как живые, и губки, и нос;
В длинном платье до пола, коса у неё
Настоящая. Косу-то Кукольник взял
У старухи одной за овёс и пшено.
Так он сам объяснял. Куклу выставил он.
И боярыня к ней подошла ближе всех,
Да всё хвалит её, но с опаской глядит,
Так как слышала слухов уж разных о ней.
Федька Кукольник куклу-то за рычажок
И включил незаметно. И та вдруг пошла
Да к боярыне прямо, да как запищит.
Ну, боярыня – в обморок! Няньки её
Разбежались в испуге. Боярин и сам
Оробел поначалу… Тут Федьку – в острог
Вместе с куклой. Да впредь чтоб народ не пугал,
Да не делал чтоб впредь непонятно чего,
Пальцы
Как уж Федька ни каялся, что пошутил,
Что души, мол, у куклы и нет, что она
На колёсиках лишь, на пружинках всего…
Всё же пальцы срубили… – Окимий вздохнул.
– Значит, не было Бога в искусстве его! –
Тихо старец Арсений сказал. – Для себя
Он старался, и всё – на потеху себе,
Да людей попугать. Вот за это и был
Он наказан. И, право, скажу – поделом!
– Кто же спорит… Уменье умению – рознь. –
Согласился Окимий. – Кому оно впрок,
А кому и без прока, и даже во вред…
– С Богом всё идёт в пользу, – Арсений сказал.
– Это так, – согласился Окимий опять. –
Вон, Савватий-то, гибель чинил для других,
Да чуть сам не погиб… Помнишь, светлый-то день? –
Повернувшись, спросил у Савватия он.
– Не забуду вовек! – отвечал тот ему. –
Вечно буду молить за спасенье души,
И за души других, чтоб и их отвратить
От большого греха. От такой-то беды…
А уж мне-то свой грех, хоть бы часть отмолить…
– Бог-то милостив…
– Сам я простить не могу…
– Расскажи, в назидание нашим гостям.
Пусть послушают; сами расскажут кому;
Может, чьё-нибудь сердце рассказом твоим
От греха отвратится, и это тебе
Уж зачтётся хоть сколь-нибудь, – старец сказал.
– Это было… теперь и не помню, когда…
– Так Варнаву-то с Устюга князь Кельдибек
Вместе с пленными в тот год привёл на Якшан… –
Подсказал тут Окимий. – Я помню, тогда
Чуть живой ты в обитель-то нашу прибёг.
На Борецкую волость напали тогда
Новгородцы из беглых, вятчане, ещё
Устюжане лихие. Отчаянный люд.
Исаак-то Андреич Борецкий тогда
Хоть с трудом, да отбил их…
– Не он ли потом
Сел посадником в Новгород? – басом спросил
Темноглазый купец из гостей.
– То потом.
А Савватий тогда и прибёг на Якшан,
Как Борецкий погнал их, да многих побил.
Что молчишь-то, Савватий. Скажи, что не вру.
– Да, что было, то – было. На мне все грехи…
Не сказать, чтобы больно уж бедно я жил,
А вот надо ж, хотелось, чтоб сразу и всё!
По крупицам-то труд собирать да копить
Не хотел. Молод был. Да любил погулять.
И, нечистый попутал: связался тогда
Я с лихими людишками. Много всего
Мы творили. В ушкуйниках даже ходил.
Но, чего добывали разбоем своим,