Ветреное сердце Femme Fatale

Вербинина Валерия

– И тут – странная история с чемоданом, в которую вы оказались замешаны… – Зимородков вздохнул. – Значит, там были части двух тел, мужского и женского?

Казимир поежился и почувствовал, что даже малость потерял аппетит.

– Да. То есть моя племянница так сказала. Я-то их, сами понимаете, не рассматривал.

– И она думает, что по метке на сюртуке сможет найти его хозяина? – допытывался Зимородков.

– Н-ну, – промямлил Казимир, – она надеется… то есть рассчитывает…

– Передайте ей все, что я вам рассказал, – проговорил полицейский. – В конце концов пятерка еще ничего не доказывает. Может быть, здесь мы имеем дело с обыкновенным

убийством, а может быть, напали на след тех фальшивомонетчиков и наконец-то поймем, кто стоит за аферой. Только, пожалуйста, предупредите Амалию Константиновну. – Зимородков подался вперед. – Там, где речь идет о подделке денег, замешаны обычно очень влиятельные интересы. И расследовать такие дела во много раз опаснее, чем обычные убийства. Изготовление фальшивых денег карается беспощадно, и оттого те, кто идут на подобное, изворачиваются как могут, чтобы не попасться. Если речь и впрямь идет именно об этом, ваша племянница очень сильно рискует. Я бы предпочел, чтобы она постоянно держала меня в курсе происходящего. Потому что, если с ней что-то случится, я уже не смогу ей помочь. Надеюсь, Казимир Станиславович, вы ей в точности мои слова передадите.

Казимир замахал руками и объявил, что Александр Богданович может на него рассчитывать, для того Амалия и послала его сюда, чтобы он ей все и передал потом при встрече, слово в слово.

– Хорошо, – успокоился Зимородков. – Что же касается той особы, которую она просит разыскать, то ли родственницы, то ли знакомой убитой Натальи Севастьяновой, то я попытаюсь. Но, боюсь, потребуется некоторое время.

– Конечно, конечно! – воскликнул Казимирчик, которому сделалось совсем уж не по себе от всех полицейских подробностей. – Кстати, я хотел у вас спросить: как вы находите суфле, которое тут подают? А ростбиф? Должен вас предупредить, дорогой Александр Богданович, в гастрономическом смысле я чертовски щепетилен!

7

Лестница была величественна, лестница была огромна. Судя по всему, когда-то этот дом был процветающим частным особняком, но потом он попал в чьи-то равнодушные руки, и обладатель сих рук решил разделить дом на квартиры и сдавать их внаем.

За каждой дверью теперь билась своя, особенная жизнь. Где-то кашлял ребенок, где-то тонко поскуливала собака, где-то ссорились супруги, и женщина визгливо кричала, что муж всю душу ей выел, что она потратила на него свою молодость и до сих пор не видела никакой, ну совершенно никакой благодарности. Горничная несла навстречу Амалии и ее спутнику свернутый в трубку небольшой ковер. Завидев хорошо одетых господ, она отошла к стене, чтобы пропустить их.

– Харитонова на четвертом? – на всякий случай спросила Амалия. От дворника они уже узнали, что сестра офицера живет на последнем этаже.

– Да, сударыня, – подтвердила горничная. – Первая дверь слева. Антонина Афанасьевна дома, только не всегда открывать любит. Кредиторы брата ее замучили.

В большом городе Антоша отчаянно робел. Сколько здесь было домов, вывесок, экипажей! А людей! В своем городке он знал наперечет всех жителей, но что касается Москвы, то он сомневался, чтобы тут можно было узнать всех, даже если проживешь здесь всю жизнь.

– Пришли, – сказала Амалия, когда они наконец добрались до четвертого этажа. И постучала в дверь.

– Кто там? – донеслось с той стороны глухо и неприязненно.

– Мы ищем вашего брата, – ответила Амалия. – Он у вас?

Дверь заохала и стала жаловаться, что ее замучили посетители,

которым ее брат должен, и она не видит свету белого, и вообще…

– Мы хотели бы вернуть Ростиславу Афанасьевичу карточный долг, – прервала бесконечный поток жалоб Амалия. – Десять рублей, которые мой брат проиграл вашему.

Дверь пораженно умолкла и наконец приотворилась. За ней обнаружилась женщина с очень худым, почти костлявым лицом и лихорадочно блестевшими глазами. Амалия достала из кошелька десять рублей.

– Ростислав Афанасьевич дома? – спросила она спокойно. – Антоша хотел бы вернуть долг ему лично. – И она кивнула на своего спутника.

Антонина Афанасьевна запахнула выцветшую шаль и ответила, что брат должен быть у своей… у своей… словом, у знакомой.

– У Арины Викторовны, что ли? – небрежно поинтересовалась Амалия.

– Не знаю я никакой Арины Викторовны. Он у Лебедкиной, Юлии Ларионовны, – сердито ответила сестра. Женщина говорила, не сводя взгляда с ассигнации в руке Амалии. – Если хотите, я могу ему деньги отдать, когда он появится.

– Да, – кивнула Амалия, – конечно. Я вам оставлю деньги, а вы мне скажите адрес Лебедкиной. Брат Ростиславу Афанасьевичу записочку пошлет, что больше ничего ему не должен.

Произведенный одним махом в братья баронессы Антоша пораженно молчал. Но так как в романах ему встречались и не такие превращения, то он решил просто ждать, что будет дальше.

– Она живет во флигеле у дома Голутвина. На Грачевке, если вашей милости угодно знать, – подумав, ответила Антонина Афанасьевна.

У нее было серое, выцветшее лицо, серые волосы и платье неопределенного цвета. От всей ее фигуры веяло неблагополучием, неустроенной жизнью, тоской и несчастьем. И глядела она исподлобья, как животное, которое всякую минуту ждет, что его ударят, и уже почти привыкло к этому.

– Спасибо, – сказала Амалия и отдала женщине деньги. – Простите, что мой брат раньше не смог отдать долг вашему. Ваш и не напоминал, пока он сам не спохватился, да и вообще Ростислав Афанасьевич у нас давно не показывался. Вы когда его последний раз видели?

Антонина Афанасьевна взяла ассигнацию, и лицо у нее было такое удивленное, словно она ждала, что Амалия вот-вот набросится на нее и выхватит из пальцев заветную бумажку. Машинально Антонина Афанасьевна скомкала деньги в ладони и руку спрятала под шаль. Красивая дама стояла перед ней, ожидая ответа, а рыжий юноша возле нее переминался с ноги на ногу. «Надо же, – подумала Харитонова, – с виду дама благородная, а с братом тоже не повезло – совсем молоденький, а уже в карты играет». Антоша, который отлично помнил, как его выдрал отец, когда он единственный раз в жизни осмелился взять карты в руки, вздохнул и напустил на себя вид провинившегося школьника.

– Да уж с неделю, почитай, не видела, – горько ответила Антонина Афанасьевна на вопрос Амалии. – Да и хорошо. Опостылел он мне хуже горькой редьки. Вечно то дай денег, то вина принеси, то почему ты замуж не вышла, то еще что. Ваш-то брат приличный, моему не чета, а мой – выпивоха, совершенно пустяковый человек. Другие офицеры на пенсию живут, не жалуются, да еще семьи содержат, а он все просаживает. То в карты, то на Юлию свою. Срам, да и только!

Женщина явно жаждала выговориться, и Амалия не была намерена ей мешать. Чем больше она узнавала об офицере в отставке и его даме сердца, тем полнее становилась картина событий. Кроме того, работа в особой службе научила Амалию, что любая информация никогда не бывает лишней.