Вейн
Шрифт:
– Зачем тебе именно Грин? – спросил за спиной Юрка. – Других вейнов мало? Или денег нет им заплатить?
– При чем тут деньги? Ориентиры знают только он и Дан Уфф.
– Понятно. А ты, значит, по мамочке с папочкой соскучился, аж невтерпеж.
– Да, соскучился, – бросил Егор через плечо. – Очень.
– Поплачь еще, – буркнул Юрка.
Тропка спустилась на мощеный двор, освещенный лампами с монастырского крыльца. Егор старался держаться в тени: заметит кто из братии – огребешь долгую воспитательную беседу.
На мостках никого не было. Ветер трепал развешанные сети.
Егор остановился и повернулся к Юрке:
– У нас война. Настоящая. Не как в книжках. Там убивают. А мы живем на границе.
Подумал: «Скажет, что вру, – дам по морде». Но Юрка поверил, сразу.
– А это, ну, под лопаткой у тебя…
– Из автомата зацепило. Не сильно, на излете. Но меня отправили сюда. Отец воюет. Что с мамой – не знаю. Мне очень нужно домой. Я не могу тут сидеть, пока другие… Черт!
Егор выругался. Он чувствовал себя дезертиром.
Громко ударилась о причал лодка. Вода плеснула в ноги, забурлила вокруг щиколоток и схлынула. Гудело, не умолкая, у Красных камней.
– Дан обещал за мной вернуться, но я ему не верю, – сказал Юрка. – Там какая-то мутная история, кто-то за ним гоняется. А Грина твоего я видел всего два раза в жизни: Дан в гостинце показал и потом, когда он меня сюда забросил.
Егор посмотрел на него, стараясь различить лицо в тусклом свете.
– Вот что хочешь думай, но я правда не знаю, где их искать. Они вейны.
Утром из деревни не пришла лодка – волнение на море усилилось. Приютскую малышню не пустили на берег, и только старшие помогали распутывать сети. Егор махнул им, пробегая мимо.
– Застудишься! – крикнул наставник Дмитрий.
Егор мотнул головой, не сбавляя темп.
Влажный воздух оседал на разгоряченном теле. Трава хлестала по ногам, и штаны быстро намокли от росы. Тропа поднялась в гору, бежать стало тяжелее. Всего пару дней назад Егор переходил на шаг, но сейчас не сдавался. Еще немного, успеть, пока не нагнал колокольный звон.
Показались Красные камни. С разбегу вскочил на плоский валун, с него – на другой и, как по лестнице, поднялся на вершину. Фу-у-у… Согнулся, упершись руками в колени. От запаленного дыхания пересохли губы.
Выпрямившись, Егор глянул на «командирские». Двадцать три минуты. Неплохо.
Басовито загудел большой колокол, он всегда начинал первым. Следом многоголосо вступили малые. С берега потянулись на молитву. Осталась Хельга – она сидела на перевернутой лодке, и Юрка, конечно, не высунулся из дома. Как обычно, подумалось с неловкой досадой. А Михаил Андреевич бы порадовался, приди они трое на службу.
Егор постоял, глядя на залив. Вода казалась сизой под тусклым солнцем, она катила валы к берегу и захлестывала доски причала. Низко носились чайки. Егору они не нравились: вроде и красивые птицы, но крикливые, жадные.
Посмотрел на часы, засекая время, и побежал вниз. Холодный ветер дул в спину.
Норма – дважды вдоль монастырской стены, и никаких поблажек.
На крыльце приютского дома Егор забрался на балку и повис вниз головой. Звякнула, вывалившись из ворота, бирка. Море превратилось в грозовое небо. «Начал!» – скомандовал сам себе и первый раз коснулся лбом коленей.
Ловко спрыгнуть не получилось, мотнуло, когда приземлился. Егор сердито выдохнул сквозь зубы, вытер подолом футболки лицо и вошел в дом. Тихо. Все на службе.
Толкнул последнюю дверь в коридоре.
Юрка сидел на подоконнике, пристроив на коленях открытую папку. Сверху лежал карандашный портрет Талки.
– По чужим вещам лазаешь? – вспыхнул Егор.
Сосед удивленно задрал брови:
– А что, секрет? Так не разбрасывай где ни попадя. Хотя девочка ничего, симпатичная.
Егор отобрал рисунки, хотел сунуть их под подушку, но передумал. Выбрал один и показал Юрке.
– Это Грин?
Портрет получился не очень удачным – статичным, с неуверенно очерченным подбородком, с затертыми и несколько раз перерисованными ушами. Юрка взял листок двумя пальцами и повернул к свету.
– Понятия не имею.
– Ты же говорил!..
– Ну и что? Я его не разглядывал. И вообще он на старика похож был, а тут мужику лет сорок.
Егор сердито спрятал набросок в папку.
– А ты здорово рисуешь, – сказал Юрка. – Художником собираешься стать? Брось, не хлебное это дело.
– Вообще-то – военным. У меня отец кадровый офицер, подполковник. А твой?
– А я своего ни разу не видел.
Юрка заторопился, спрыгнул с подоконника.
– Завтракать идешь или у тебя курс молодого бойца?
– Норма, – сказал Егор, падая на пол.
Мелькнули кроссовки – Юрка вышел.
После десяти отжиманий начало тянуть под лопаткой, но Егор не остановился.
На завтрак он едва не опоздал – влетел в трапезную, когда уже приготовились к молитве. Под укоризненным взглядом Михаила Андреевича прошел к столу и перешагнул лавку между Рамилем и Юркой, встал напротив Хельги. Поморка мечтательно щурилась на потолок. Рыжий сложил ладони на груди и шевелил губами, повторяя за настоятелем. Новичок смотрел перед собой, опустив руки по швам. Он, как и Егор, не молился, но всегда поднимался вместе со всеми.
Сели. На столе сегодня были ячменная каша на воде (молоко привозили из деревни по ту сторону залива) и серый ноздреватый хлеб. Малышам на десерт налили кисель из ранней смородины. Прочие обошлись травяным взваром.
Меню повторялось изо дня в день, разве что менялись крупы. В обед полагалась рыба, на ужин – овощной суп. Егор тосковал по жареной картошке с мясом.
Ели молча, только мелкие возились и пихали друг друга локтями. Сопел Рамиль, ему не нравилась постная каша. Положив ложку в опустевшую миску, Егор ждал, когда настоятель разрешит встать из-за стола.