Везучий Борька
Шрифт:
— Верно. Что это он не идёт?
— Может, простудился, заболел?
— Заболел… Днём носился по школе как угорелый и вдруг заболел. Откололся он от нас, и всё… Наверно, делает подарок для малышей. В одиночку…
— Откололся… Сначала надо узнать, а потом говорить. Может, он и правда заболел.
Сразу стало тихо.
— Да-а… — вздохнул Борька. — Что-то не клеится у нас без Вадьки. Пошли узнаем, что с ним.
Вадьку мы застали дома. Совершенно здоровым, но очень перемазанным. Он деловито вертелся
И вот мы видим Вадьку у этой доски. На ней здоровенный лист бумаги. И на этом листе Вадька что-то такое рисует.
— Та-ак… — сказали мы.
— Его, понимаешь ли, ждут…
Но Вадька будто не слышал. Глаза у него горели, как две включённые лампочки. И вообще, весь он светился, будто у него внутри была ещё одна. Очень большая включённая лампа.
— Нечего рассусоливать! — говорит. — Берите кисти и — за работу!
Он протянул стеклянную банку со всякими кисточками.
— Давайте-давайте! Собирался за вами сбегать, да вот — не оторваться от работы. Просто здорово, что сами пришли.
Вадька макал кисточку в краску, а потом подбегал к чертёжной доске и тыкал ею в бумагу.
Ему действительно было некогда.
Мы подошли поближе.
— Что это? — грозно спросил Борька.
— Картина, Боря, картина! Художественное полотно!
— Понятно и без тебя, что полотно… Для кого малюешь?
— Как для кого?.. Не задавай глупых вопросов. Для малышей, конечно!
Борька покачнулся, будто по плечу его хлопнул ручищей богатырь Добрыня Никитич. У Борьки даже лицо скривилось.
— Слы-слыхали?! Я же говорил, что он откололся! А мы, дурачьё, жалели его: «Заболел, заболел…» Айда, ребята, отсюда!
— И верно. Пошли!
— Пускай один с полотном своим остаётся, раз откололся!
— Такое, Вадька, ни в какие ворота не лезет, — сказал Толька.
И мы пошли.
Но с дверью что-то случилось. Её никак было нельзя открыть.
— Эй, вы, не ломайте мне двери! — крикнул из комнаты Вадька. — Ключи у меня в кармане. Пока все вместе не закончим картину, я вас всё равно не выпущу. Так и знайте.
Мы переглянулись.
— Вадька-то наш того… — говорю.
— Ошалел. Красок, наверно, нанюхался…
— Э-эх, ну будто чувствовал, что с ним что-то стряслось, — сказал Борька.
— Вот именно. Чего ж на него сердиться? Он же не виноват.
— А потом, с ним стряслось, а мы — уходить.
— Он сейчас в ошалелом состоянии может знаете что?..
— Что?
— Всё может. Порисует-порисует, а потом возьмёт и подожжёт отцовские рулоны. Пожар устроить может…
— Верно. Теперь его одного
— Вернулись?! Молодцы! — обрадовался Вадька. — Держите кисти! Так! Понятно, что мы придумали?!
— Мы… мы… замычал… — буркнул Борька и опустил кисточку в банку с водой.
Только теперь мы внимательно посмотрели на картину.
— Вадька, что это у тебя?.. Большая коза, что ли, нарисована?
— Не у меня, а у нас! И не коза, а корова.
— Корова?!
— Да. Обыкновенная молочная корова. Бурая с пятнами. А что?
— А чего она в небе висит?
— Хоть бы с крыльями была…
— Сам ты с крыльями! — крикнул бешеный Вадька. — Не видишь, что ли, что она идёт! По канату! По натянутому! Вот же он нарисован! Смотреть надо!..
Мы переглянулись. Толька шепнул мне:
— Во даёт!..
— По канату? — переспросил Борька.
— Да. Картина называется: «Под куполом цирка».
— Вот оно что?!
— Совсем другое дело!
— Так бы сразу и говорил!
— Да кто же про картину говорит такие вещи?! На картину смотрят и сразу всё видят и всё понимают!
— Поймёшь тут… когда ещё никакого цирка не нарисовано.
— Нарисуем!
— А я-то думаю: зачем корове сбоку синий бантик?
— Послушай, Вадька, — сказал Борька, — ну что это за копыто у нашей коровы?
— Какое?
— Вот это.
— А что? Нормальное копыто.
— Да это же консервная банка.
— Не нравится, нарисуй лучше!
— А серая краска у нас есть?
— Серой краски не бывает! Возьми чёрную и смешай с водой. Что-нибудь получится…
— Верно.
— Вадька, а мне рога не нравятся, — сказал Толька. — Какие-то они развесистые. Как у оленя…
Вадик со злости швырнул кисточку в банку с водой.
— Да что вы ко мне пристали?! — кричит. — Вот кисти, вот краски, вот полотно! Это же общее полотно! Борька копыта пусть рисует! Ты — рога! Вовка — хвост. Я верёвку! Вернее, канат. Потом много зрителей нарисуем. Купол, прожектора, оркестр с музыкой.
— Верно! Молодец ты, Вадька!
— Только не надо так горячиться. Спокойней работай.
— Потому что под горячую руку я могу нарисовать лишнюю ногу, — хмуро сказал Борька.
Работа у нас кипела.
Вадька то и дело отходил подальше. Хмурился. Смотрел, смотрел. То один глаз зажмурит, то другой. Да ещё недовольно хмыкнет.
Мы тоже отходили. Тоже жмурили глаза. И никак не могли понять: чего же Вадька хмыкает?
— Эх, с тенями у нас плоховато, — сказал он наконец. — Просто никуда не годится.
— А что с тенями?