Везунчик
Шрифт:
— Ну, говорил же: не спеши наперёд батьки… От, как теперь наверх лезть? Спать-то где будем? Не убился хоть?
— Н — нет… — Артём выбрался из-под обломков. — Так не видать же нифига! Я же не думал, что она сломается…
— Не думал он… — Квашня продолжал ворчать. — А фонарик тебе зачем нужон?
— Какой фонарик?
— Да тот, что в правом кармане на рукаве комбеза? Не мог включить, что ли?
— Так я и не знал, что он там есть…
— Ну, никакой любопытности в тебе! Я в твои годы уже все карманы бы обшарил. А вдруг там помада какая лежит? От было бы потехи, когда б ты у костра при мужиках её достал… Хе — хе — хе! Вынь фонарь и на бошку нацепи. Да ладно, я сам хорош, не мог сразу всё объяснить… Так ведь некогда было! Катавасия такая творилась кругом… И потом ещё Веник погиб…
— Вы чё там за войну устроили? — послышался с улицы голос Сиплого.
— Да Везунчик тут решил с лестницей гнилой побороться! Слышь, Стёпа, глянь там, с улицы на крышу можно забраться? Или опять спать без горячего ляжем? С ведром-то на трубе печку не потопишь…
— Щас гляну! — снаружи послышалась возня, а затем глухой стук и матерок: — От же мля! Чуть шею не свернул! Хотел через крыльцо, а тут тоже всё гнилое до чёртиков!
Квашня с Артёмом, уже нацепившим на голову светящийся фонарик, выбежали во двор и встали возле плюющегося сталкера.
— Дела — а-а… Ведь даже в Зоне такого казуса не было! Три мужика с тремя… хе — хе, а то и больше… бабами справиться могут, а тут печь растопить по — человечески — невмочь! Когда выберемся отсюда, если кто из вас про это расскажет, лично задушу на медленном огне! — Квашня опять заразительно загоготал, а за ним и остальные. Когда очередной вечер юмора подошёл к концу, сталкер продолжил: — А правда, как на крышу-то залезть? Как это проклятое ведро скинуть? Может, по нему из дробовика шмальнуть?
— Мало поможет, — Сиплый придал лицу озабоченное выражение. — При всей ветхости конструкции ещё трубу совсем снесёшь нафиг! Тогда уж точно придётся на улице ночевать… Да и монстров каких со всей округи созовёшь… вместе поужинать…
— Как это, вместе поужинать? — не понял Артём.
— А обычно, — серьёзный голос Сиплого обманул доверчивость парня. — Ты — тушняком, а зверьё — тобой.
Оба сталкера опять заразительно загоготали, правда, ненадолго. Тишина ночи внезапно была прервана далёким завыванием.
— От! — Сиплый опять сделал суровое выражение лица. — Уже к ужину собираются понемногу, — и сам же захихикал вновь. Но его тут же прервал Квашня:
— А может, костёр разведём? На нём и согреем… Хотя опять же — не стоит внимание привлекать, а то ведь поспать потом спокойно не дадут. Ну, чё делать-то? Жрать хочется, а мы ещё не спали…
В этот момент внутри дома раздался шум. Из окон и двери, словно при сильном взрыве, на глазах изумлённых людей во все отверстия выбило пыльные клубы. А ведро, закрывающее трубу печи, подлетело вверх на несколько метров, словно пробка от шампанского. Следом за ним из отверстия трубы показалось облачко сажи, отлетевшее в сторону и медленно оседающее у стены. В свете трёх фонарей изумлённых сталкеров из чёрного клуба на мгновение показалась уже знакомая фигура улыбающегося дедка, а затем, как и в прошлые разы, постепенно растворилась в воздухе.
— Чё за нафиг? — изумлению Сиплого не было предела.
— Вот и я о том же, Стёпа, — Квашня серьёзно смотрел на оседающую вокруг дома пыль. — Старый знакомый. Видать, у нашего Везунчика Ангел — хранитель имеется… Молодца! Быстро сообразил, что нам требуется. Но об этом потом, а сейчас пошли — попробуем поесть, да подумаем, как на чердак забраться. Спать-то не на полу же! А наверху сено душистое имеется… Только дверь плотнее затворить надо. Щас войдём, закроемся, а её хламом, что в сенях лежит, и привалим…
После ночной трапезы Сиплый, обследовав помещение чулана, с радостью обнаружил моток крепкой и толстой верёвки. Вернувшись к остальным, он долго возился с ней, а затем, почертыхавшись немного, с радостью сообщил, что смог перекинуть верёвку через опорную балку крыши. В чердачный проём свисало два её длинных конца. Сталкер подёргал за них, повиснув ненадолго и проверяя на прочность, затем поплевал на ладони, подпрыгнул и шустро забрался наверх. Оттуда послышалось шуршание и скрип досок, а в отверстии лаза появилось весёлое лицо Степана.
— Ну, что сидим, кого ждём? Давайте сначала вещи, а потом и сами — добро пожаловать на ночёвку. Думаю, что сегодня, Михалыч, охранять друг дружку не стоит. Вряд ли кто просто так, без шума, к нам сможет забраться.
— Дак ещё и друг Везунчиков поможет, ежели чё… — Квашня весело подмигнул Артёму. — Ну, что встал, как вкопанный? Говорю — друг, значит, друг. А как прикажешь ещё называть того, кто тебе в трудную минуту помогает? Причём, заметь — совершенно безвозмездно! Так только друзья помогают. Люб ты ему! Иди сюда, давай. Помоги старому наверх забраться. Спину молодецкую подставь, да плечо…
На сеновале и вправду было мягко и уютно. Аромат высохшей травы заполнял собой всё внутреннее помещение чердака. В дальнем углу, под притолокой крыши, робко начинал свою ночную песню небольшой сверчок. Хотя, как знать, какой величины могла быть букашка, умеющая так убаюкивающе стрекотать. Артём уже начал было впадать в дремотное блаженство, как справа от него раздался негромкий голос Сиплого:
— Вот теперь поподробнее, Михалыч, что там за друг такой? Любишь ты на ночь сказки рассказывать. Сколь раз я уже под твоё мурчание засыпал…
— Нашёл, тоже мне, котяру — Баюна… А ещё сказочника на ночь. Ну да ладно, коль спросил, расскажу свои соображения на этот счёт. Везунчик, не спишь? Тебя ведь касается…
— Нет, — Артём перевернулся набок, упёрся рукой в голову и принялся слушать.
— Вот, значит, что я по этому поводу думаю. Слыхали когда сказания разные про чертей и прочую нечистую силу? В деревнях-то частенько люди об этом гутарят.
— О! Дак конечно! Сколько уже наслушался побасёнок разных! — вдруг громко произнёс Сиплый.