Входят трое убийц
Шрифт:
Где-то раздался резкий звонок, слуга вздрогнул и поспешил прочь так быстро, насколько ему позволяли его явно больные ноги. Кристиан Эбб остался на месте. В его голове мысли стремительно сменяли одна другую. Он так и не узнал до сих пор, чтоименно обнаружил утром слуга. За закрытыми ставнями в комнате покойного мерцал электрический свет. Почти не сознавая, что делает, Эбб открыл дверь и переступил порог.
В комнате он оставался недолго, ее вид к этому не располагал. В ней навели только самый поверхностный порядок, может быть, так распорядился доктор, который посчитал необходимым произвести вскрытие. Постель была взбаламучена… Тот, кто на ней лежал, очевидно, метался по ней, как борец на
Отведя глаза от покойного, Кристиан Эбб окинул взглядом комнату. Названия стоявших на полке книг отчасти подтвердили, отчасти опровергли его ожидания. Что общего было у «Капитала» и «Рассуждений об оправдании насилия», с одной стороны, и у «Мемуаров» Казановы, «Кавалера Фобласа» и «Галантных дам» [26] — с другой? На столе стояло несколько пепельниц. Слуга сказал, что к утру они обычно бывали полны до краев. Но Кристиан Эбб нашел только четыре окурка. Один из них был окурком гаванской сигары, три других — самой обычной сигареты «капораль», американской и турецкой сигареты…
26
«Любовные похождения кавалера де Фобласа» — эротический роман французского писателя Луве де Кувре (1760–1797), «Жизнь галантных дам» — галантная хроника XVII века французского писателя Пьера де Брантома (1536–1614).
Странная комбинация! Может, взять…
Нет, на это Эбб не решился. Довольно и того, что он вошел сюда без спроса. Взять что-нибудь из комнаты ему недоставало мужества. К тому же, насколько он помнил, это противоречило привычкам лорда Питера.
Кристиан закрыл за собой дверь и вышел на солнечный свет, такой ослепительный, что поэт на мгновение опустил глаза. И может быть, именно поэтому заметил то, что в противном случае не привлекло бы его внимания.
Под окнами Артура Ванлоо была розовая клумба. И на ее мягкой земле отчетливо виднелись следы.
Множество прочитанных детективных романов научили Кристиана презрительно улыбаться при слове «след». Он слишком хорошо знал, что все улики, по крайней мере большинство из них, доказывают прямо противоположное тому, что можно подумать на первый взгляд. Он знал, что уважающий себя преступник не оставляет ни следов, ни отпечатков пальцев. И все-таки при виде этого первого в своей жизни следа он вздрогнул, как Робинзон…
Эбб огляделся. В парке, кроме него, по-прежнему никого не было. Жужжали пчелы, благоухали цветы. След оставила либо относительно маленькая мужская нога, либо очень большая женская. Носок был острым, но многие мужчины-французы носили остроносые ботинки. А многие женщины ходили на низких каблуках. Кристиан Эбб сунул руку в карман. Он обычно носил с собой много разрозненных листков бумаги на случай внезапного вдохновения, в доверительных разговорах он называл эти листки визитными карточками муз. Он положил листок бумаги поверх одного следа и осторожно обвел его контуры, потом проделал то же со вторым. Это оказалось легче, чем он думал, потому что визитные карточки муз были тонкими и изящными, каким и полагается быть визиткам благородных дам… Потом Эбб быстро выпрямился и с независимым видом направился к подъездной аллее…
По дороге ему суждено было сделать еще одно открытие. Сад был безупречно расчищен и ухожен, как старинный свадебный букет. Может быть, именно поэтому взгляд Эбба, рассеянно скользивший по кустам и клумбам, вдруг остановился на предмете, который в других обстоятельствах едва ли привлек бы его внимание, — это был обрывок бумаги. Обрывок не был ни белым, ни изящным, как визитные карточки муз, а напротив, серовато-коричневым и грубым. На серовато-коричневой поверхности белела наклейка, и Кристиан Эбб, отличавшийся орлиной зоркостью, даже на расстоянии увидел, что на этикетке что-то написано. Мало того, ему показалось, что он разбирает буквы. Обрывок бумаги лежал на клумбе с разноцветными цинерариями. Его нельзя было увидеть ни с какого другого места, кроме того, где в данный момент случайно оказался Эбб… Эбб еще раз огляделся, осторожно ступил на смарагдово-зеленый газон и протянул вперед тросточку, пытаясь подцепить ею клочок бумаги… Ему удалось подтянуть его поближе. И вот бумага уже в его руках.
На этикетке и в самом деле была надпись, но большей частью оторванная. Издали Эббу показалось, что он видит слова PHARMACIE POLONAISE. И его изрядно возбужденный мозг мгновенно уловил, какую ассоциацию пробуждают в нем эти два слова: « Allo! Allo! Allo! Ici Radio M'editerran'ee!Полиция Ментоны просит нас разыскать пакет, который потерян городской аптекой. В пакете находится чрезвычайно опасный яд, он был выдан аптекой Pharmacie Polonaise. Allo, allo…»
На клочке бумаге ясно читалось слово PHARMAC и еще буквы РО. Но эти буквы были на двух разных строчках, на верхней строчке — РО, а на нижней — PHARMAC. Как это можно объяснить? Прилагательное, обозначающее национальность, во французском языке стоит после существительного. Француз скажет Pharmacie Polonaiseи ни в коем случае не поставит эти слова в обратном порядке. С другой стороны, этикетка была очень грязная, с ней плохо обошлись. Может, не из-за уважения к французской грамматике вообще, но из-за неправильного расположения слов на разорванной этикетке… Может быть. Потому что как иначе все это объяснить?
Поэт еще несколько секунд поразмышлял над своей второй находкой. Потом осторожно сунул ее в тот же самый карман, где лежал листок с отпечатком ботинка, и направился к выходу. Когда он вышел на главную аллею, со стороны виллы показался Мартин. Вид у него был загнанный, нервный, он то и дело поглядывал на свои часы.
— Привет, Эбб! Вы все еще здесь? Вы что, ждали меня? Чертовски мило с вашей стороны! Мне необходима компания. И знаете, что мне еще необходимо?
— Глоток вина у мадемуазель Титины? — предположил Эбб.
— Немного погодя, — просияв, ответил Мартин. — Сначала я должен заглянуть к добрым сестрицам, чтобы мне сделали укол, piq^ure!
— Вы имеете в виду католических монахинь? — не веря своим ушам, спросил Эбб.
— Ну да! А что вы так удивляетесь? Неужели вы никогда к ним не обращались?
— До сих пор нет, — пробормотал норвежский скальд. Он только из вежливости не схватился за голову. Мартину делали уколы католические монахини! Чего еще ждать? От Женевьевы он знал, что местные простолюдины, как, впрочем, обитатели и других средиземноморских стран, свято верили в чудодейственную силу этих уколов. Если местным жителям казалось, что у них au corps, в телезавелся какой-то недуг, они точно знали, какие меры следует принять: они немедленно шли к монахиням, и те делали им укол. Все это Эбб знал, но чтобы Мартин, интеллигентный англичанин…
— Как вам нравится глупость здешнего доктора? Слыханное ли это дело! Вскрытие! — закричал Мартин. — Я понимаю, когда вскрывают тех, кого убили или кто покончил с собой. Но Артур никогда бы в жизни не покончил с собой. Для этого он был слишком большой эгоист! А как можно было его убить так, чтобы не было видно, что это убийство?
— А вдруг его отравили, — сказал Эбб, сам удивляясь своей интонации. — О такой возможности вы не думали? Доктору наверняка пришла в голову эта мысль.