Виа Долороза
Шрифт:
– Выпейте, Аркадий… Вам надо успокоится…
Аркадий подавлено усмехнулся. Придвинув к себе бокал, выпил, поморщился, снова взялся за сигарету и сделал несколько глубоких затяжек. Видя, что Резман понемногу приходит в себя – серая, неживая бледность уходит с его лица, Маген уселся напротив.
– Ну, что у вас произошло, Аркадий? Рассказывайте…– сказал он, настороженно сложив перед собою короткие, пухлые руки. Голос у него был ровный, но в темных складках рта угадывалась затаившаяся тревога.
– Таликов… Таликов убит… – с усилием выдавил из себя Аркадий.
– Убит?
Аркадий, лихорадочно давясь словами и делая короткие затяжки, принялся рассказывать:
– Перед началом концерта… – (нервная затяжка), – к Таликову подошел любовник певицы Алисы… Махов… Такой, из новых русских… Она должна была выступать после Таликова, а он требовал, чтобы она выступала первой… – (снова затяжка), – Они с Игорем стали препираться, а потом подрались… К Игорю, если его завести, лучше вообще не подходить… Я попробовал их разнять, но у Махова оказался револьвер… Я его выбил… Потом… Потом поднял и выстрелил, – (в этот раз Аркадий затянулся длинно и жадно).
– В кого? В Таликова? – уточнил Маген. Лицо его оставалось бесстрастным.
– Да… Насмерть… Сразу…
Резман опустил голову, – темные волосы прилипли змейками к бледному лбу, а на висках выступили крупные капли пота. У Магена дернулась аккуратно подбритая щека. Он встал, подошел к окну и посмотрел на безжизненно обвисший флаг с голубой звездой во дворе. Сказал, не оборачиваясь и досадливо растягивая слова:
– Да-а, Аркадий… Натворили вы дел… Я, когда говорил, что это ваше дело совсем не это имел в виду… А этот Махов? Он что?
Аркадий судорожно сглотнул. Вскинув голову, затравленно посмотрел на Магена.
– Он убежал… Как только Игорь упал, он выбежал из гримерной… – а потом быстрой скороговоркой, словно оправдываясь, прибавил. – Я револьвер милиции отдал… Сказал, что стрелял Махов…
Маген недоуменно хмыкнул и неторопливо вернулся к столу. Сел, откинувшись на стуле, и внимательно взглянул на Резмана. Затем принялся гулко тарабанить пальцами по столу. Наконец, спросил:
– У Таликова родственники есть?
– Да… Жена и сын… И мать… Кажется…
Маген едва заметно кивнул.
– Значит так, Аркадий… – сухо сказал он. – Вам необходимо будет заняться организацией похорон, – и увидев, как резко вскинулся Аркадий, добавил с удивлением. – А что вы на меня так смотрите? Вы его менеджер, значит и должны этим заниматься… Для начала вы должны сообщить его жене… Адрес знаете?
Аркадий ткнулся обреченным взглядом в бокал и выдавил едва слышно:
– Я не смогу…
Маген окатил его прищуренным, сочувственным взглядом.
– Ну-ну, Аркадий, не раскисайте… – бросил участливо. – Вскоре вы будете в Израиле… Кроме того… У вас сейчас будут расходы, связанные с похоронами… – он встал подошел к низкому приземистому сейфу стоящему в углу кабинета, вытащил оттуда две пачки пятидесятирублевок и положил их на стол перед Аркадием. – Это вам на первое время… Хотите ещё выпить?
Аркадий отрицательно мотнул головой. Лицо Магена приняло строгое выражение.
– Хорошо… – сказал он. – Если кто-то будет спрашивать, что вы делали сегодня в посольстве, говорите, что приходили оформлять выезд в Израиль, – вы не можете оставаться в стране, где убивают таких людей как Таликов… – но взглянув на дрожащую в руках Резмана сигарету, добавил. – Хотя лучше об этом пока вообще не говорить… Документы на выезд мы вам оформим… Всё… Помните – сначала извещаете жену, а потом отправляетесь с ней в морг… После похорон я жду вас здесь – виза для вас уже будет готова…
Выйдя из посольства Аркадий шаркающим шагом добрел до метро. Доехав до своей остановки, зашел в гастроном.
– Водку… Столичную, – сказал осипше. Достал из кармана пачку денег, отделил пятидесятирублевку, и протянул её продавщице.
"Алкаш, а при деньгах", – брезгливо подумала та, глядя на Аркадия, которого била крупная дрожь. Хлопнув бутылкой по прилавку, она небрежно отсчитала сдачу и, недодав два рубля, бросила ее на тарелку рядом с кассой. Резман взял бутылку, сгрёб, не считая, сдачу и вышел.
Придя домой, вытащил деньги и бросил их на стол. Затем открыл бутылку, налил полную чашку, большими глотками, не чувствуя спирта, выпил. Опустившись на стул, пустым взглядом уставился на деньги. Вдруг рывком смахнул их на пол, уронил голову на руки и навзрыд заплакал.
Суббота…
День отдыха…
Может, конечно, для кого-то это всего лишь один из двух обычных выходных, но для евреев это день особенный, святой день… В субботу на земле обетованной закрыты магазины и рестораны, кинотеатры и кафе, – в этот день евреи предаются размышлениям, встречаются с родными и друзьями, разговаривают с богом… И не важно, где они находятся – в Америке или Израиле, Аргентине или Москве – этот обычай выполняется повсеместно…
В этот день Яков Маген и Борис Сосновский вышли из здания синагоги вместе… Вдвоём они смотрелись довольно странно – элегантный Маген в теплом, дорогом, длинном плаще и Борис Моисеевич в своём старом потертом драповом пальто, которое, казалось, осталось у него со времен небогатого студенчества. Со стороны могло показаться, что какая-то причудливая метаморфоза свела вместе столь непохожих друг на друга людей.
Оказавшись на улице, несмотря на то, что в воздухе чувствовался легкий, щиплющий морозец Борис Моисеевич стянул с головы ермолку и сунул её в карман.
– Вы на машине? – спросил Яков Маген и тут же спохватился: – Ах, ну да… Вы же у нас теперь автомобильный магнат…
– Да… Теперь вот с шофером… – Сосновский кивнул на стоящую рядом с тротуаром черную "Волгу", а затем, словно оправдываясь, развел руками. – Положение обязывает… Стараюсь, правда, этим не бравировать – так легче находить общий язык с людьми…
Маген скользнул ироничным взглядом по его старенькому пальто.
– Может быть вы и правы… – произнес он. – Кстати, если не торопитесь, мы могли бы посидеть где-нибудь. Тут рядом есть кафе… Насколько я знаю, там быстро и неплохо обслуживают… Если вы не против, конечно…