Вид из окна
Шрифт:
— Понимаю, — кивнул Павел.
— Но в этом случае, вы получите значительную неустойку в зависимости от проработанного срока. Контракт предусматривает ежемесячную оплату в сумме десять тысяч долларов, чтобы вы не чувствовали себя стеснённым и зависимым, а по истечении срока — красивая и любимая телевизионщиками цифра — миллион. Если, конечно, — она с сомнением улыбнулась, — вы выдержите условия контракта, сроки и прочую «лабуду», которую придумали мои юристы, чтобы этот миллион вам не заплатить.
У Словцова неприятно закружилась голова, и это не осталось незамеченным Верой Сергеевной.
— Вас шокируют цифры?
—
— Издавайте? Кто не даёт? На свои собственные!
— Но что я должен буду делать за такие деньжищи?
— Ничего предосудительного. Жить в своей половине дома: спальня, кабинет, собственный санузел. Со мной вы будете завтракать, ужинать, смотреть телевизор, если будет время, ездить в командировки, опять же — если потребуется, и, вполне возможно — на отдых. Короче — бывать в так называемом светском обществе.
— Ага, что-то подобное предлагают модельные агентства для сопровождения бизнесменов. Я же сказал — эскорт.
— Ну, думайте, как хотите, а работать будем, как получится.
— И вы не боитесь, что я могу оказаться не тем, за кого себя выдаю?
— А вы? Помимо всего, предпринимая подобный шаг, я продумала всё детально и, разумеется, подстраховалась. Но, это уже вас не касается. Итак… Попробуем?
— Рискнём, — Павел сам удивился своему решению, но что-то в этой женщине, в её плавных движениях, в её мягком альте завораживало и требовало продолжения… — Но, боюсь, я вас разочарую.
— Это уже не ваша забота. Главное, чтоб через неделю не сбежали вы, Павел.
— Мне некуда, — улыбнулся Словцов.
— Сейчас вас отвезут в гостиницу, забирайте вещи, и вас доставят, скажем так, к новому месту работы и проживания одновременно. Охранник Володя вам всё покажет и объяснит. Деньги нужны?
— Нет. Я всё же не последний бомж, а бывший кандидат филологических наук.
— Надо снять копию с вашего паспорта.
— Будете наводить справки? — Словцов протянул документ.
— Не без этого, конечно, — призналась Вера Сергеевна. — Да, там вас встретит домработница, не пугайтесь её хамоватых манер. Это бывшая любовница моего мужа.
— Вы так спокойно об этом говорите?
— О! Я не только об этом могу говорить совершенно спокойно, — плавный альт скрипнул смычком по струнам, — круги, в которых я вращаюсь, предполагают груду камней за пазухой и ангельское выражение лица.
— У ангелов в храмах лики весьма суровы… — вспомнил Словцов.
— Никогда об этом не задумывалась… Ну, да ладно, домработницу зовут Лиза. Постарайтесь поменьше обращать на неё внимание и сразу возьмите за правило требовать с неё всё, что вам нужно.
— Попробую, — пожал плечами Павел.
— Итак, мы с вами идём ва-банк! Есть какая-то прелесть в неожиданных, и, казалось бы, безумных, лишенных расчета решениях, — задумчиво улыбнулась Вера Сергеевна.
— Есть, — согласился поэт, — я уже вхожу во вкус. Во всяком случае, это второе подобное решение за последнюю неделю. «Есть упоение в бою», — вспомнил он и процитировал с должной мерой сарказма.
— Может, для оптимизации наших отношений, перейдём на ты? — и сама поморщилась от этой самой «оптимизации».
— Для этого, вроде как, требуется время или, по меньшей мере, брудершафт.
— Брудершафт? Хоть сейчас. А вот времени мне всегда катастрофически не хватает.
—
— Совсем не пьёшь?
— Крайне редко. Богемная жизнь выработала у меня стойкое отвращение ко всем видам алкоголя. Во мне и так выпитая бездонная бочка. Ты меня за это не уволишь?
— Нет, даже интересно. А ты не будешь против, если я иногда буду себе позволять?..
— Я имею право слова?
— Как начинающий друг.
— М-да… — усмехнулся Павел, — мне приходилось быть начинающим преподавателем, начинающим поэтом… Но я так и не смог начаться в полную силу. Таких, как я, Вера, зовут неудачниками, слабаками, размазнёй… А ты меня за такие баксы хочешь купить.
— Но они же зелёные… Так что за начинающего зелёного зелёными — можно.
— У друга есть одна просьба, — на пару секунд Словцов замялся, — только не называй меня Пашей. Не нравится мне это упрощенное звучание апостольского имени.
— А Павликом под хорошее настроение можно? — озорная искра выскользнула из-под синей паволоки взгляда.
— Можно…
Уже на лестнице Павел остановился в раздумьях. Пришло на память из истории Древней Руси. Рядовичи — временно обязанные люди, заключавшие «ряд» с господином. Не оттуда ли слово рядовой? И никак не мог вспомнить на каких условиях, при каких обстоятельствах рядович мог превратиться в холопа. С одной стороны, Павел Сергеевич Словцов всего-навсего заключил пока что устную сделку, договор, видимо, предполагалось подробно обсудить в домашних (рабочих?) условиях, с другой, он вступал в какую-то странную игру, затеянную богатой дамой. Странно, внешне никакой экзальтации она не проявляла. Интересно, а что будет, если вновь обретённому другу предложат выполнять постельные обязанности? Следовало ли это оговорить? А, может, всё будет указано в договоре? Так или иначе, Павел поймал себя на мысли о том, что Вера Сергеевна относится к тому типу женщин, от которых всепронизывающими лучами исходят флюиды, заставляющие мужчин либо тихо сходить с ума от страсти, либо бурно преследовать их, добиваясь расположения. Ни к тому, ни к другому Словцов не был готов. Всё, чего он искал, заключалось в слове покой. В голосе, внешности, в движениях Веры Сергеевны покой присутствовал как основа, на которой, собственно, и строится личность. На востоке такой основы добиваются длительной медитацией, а госпоже Зарайской она была дана от природы. И эта её, возможно врождённая, способность завораживала Павла, погружала в дурман безвестности, точно в опиумный дым, и он, сделав всего полшага в её сторону, уже не чувствовал в себе сил свернуть в сторону. Какой-нибудь аферист или альфонс шёл бы сейчас, радостно насвистывая, оттого что вытянул счастливый билет. Но филологу Словцову никогда не нравился образ Остапа Бендера. Да и благоденствовать турецкоподданный мог только во времена НЭПа, ныне его просто-напросто пристрелили бы.
Сейчас к нему подойдёт один из охранников по имени Володя… Но ещё можно от всего отказаться. Ксерокопия паспорта ни к чему не обязывает. В конце концов, Павел успокоил себя тем, что, выбрасываясь из окна старой жизни, он абсолютно не предполагал никакой другой. А значит, обретая нечто новое, ничего не терял, ибо прошлое вызывало в душе неиссякаемую тоску да, к тому же, обиду на самого себя.
ГЛАВА ВТОРАЯ