Вид из окна
Шрифт:
— Всплыл Справедливый. Думал, уже в живых его нет, а он объявился.
— Прямо здесь? В городе?
— Пока по телефону.
— Чего он хочет?
— Ему надо где-нибудь отлежаться.
— Так я и знала, что когда-нибудь он притянет за собой грязный след. Но делать нечего, я у него в долгу. Сними ему, Михалыч, какую-нибудь фазенду на окраине, забей холодильники съестными припасами и попроси беспокоить нас только в экстренных случаях. Интересно, где он наследил?
— Известно где, в Москве.
—
— Почти уверен.
— А кто заказчик?
— Справедливому иногда заказчик не нужен, у него совесть может быть заказчиком. Хотя, кто его знает? Он из тех, что и на костре инквизиции прикурить попросит.
— Ещё «приятные» новости есть?
— Объявился ваш столичный воздыхатель и старый друг Хромов. Бьюсь об заклад, опять будет свататься. Сейчас отмокнет после ночных возлияний в сауне гостиницы «На семи холмах», потом ждите его в гости.
— Кто бы ему его самомнение в этой сауне ошпарил. М-даа… — поджала губу Вера Сергеевна, — а тут у меня Словцов. Хромов явится ко мне не только в кабинет, но и домой. Кстати, это, с одной стороны хорошо, Словцова — сразу «на работу», хотя и придётся придумывать ему легенду. Думала, хоть немного посмотреть на него со стороны, но Юра Хромов сразу кинется на абордаж, а появление поэта в моём доме, во всяком случае, введёт его в замешательство. Ты-то хоть меня за эту глупость не ругаешь?
— Нет. Да и лучше так, чем знакомство в этих помойных столичных клубах.
— Спасибо за понимание, Михалыч. Не будь у тебя жены-красавицы и трех детей, я бы стала с тобой флиртовать. А что? Рыцарь плаща и кинжала и женщина-вамп…
— А я бы не стал, Вера Сергеевна.
— Что, не в твоём вкусе?
— Нет, просто сначала надо поменять работу. Кстати, я тут поэта вашего малость почитал. О женщинах он толково пишет. Наверное, сердцеедом был. Вы, вообще, с ним надолго? — потупил взгляд Астахов. — Его самого взять под охрану?
— И под наружное наблюдение, но ненавязчиво. На шпиона он точно не тянет.
— Согласен, чутьё подсказывает. Эх, если б я ещё гранатомёты за полкилометра чуял…
— Брось, Андрей Михалыч, не кори себя, восемь лет прошло… Супермены в Голливуде, а у нас простые люди, — срифмовала она. — Знаешь что, огромная просьба, организуй мне сегодня тихий домашний вечер, чтоб ни одна сволочь, никакие бизнес-планы, чтобы Хромов со своим «Хеннеси» и пошлым букетом из алых роз, чтобы никто… Сделаешь?
— Постараюсь, — смутился Астахов. — Не боитесь, что Лизанька вашего поэта до вечера со всеми его рифмами проглотит и выплюнет?
— Я его предупредила, но пусть для него это будет первое боевое крещение. Я же на работу его наняла, а не на покой.
— И зачем вы её держите?
— Сама себе удивляюсь, Михалыч. К ней привыкаешь, как к яду в малых дозах.
ГЛАВА
1
Охранник Володя понравился Словцову с первых же минут. Есть такие люди: от них на всю округу веет природным добродушием, они жизнерадостны и подчеркнуто вежливы. Внешне он ничем не напоминал суровых верзил, охраняющих тела. Напротив, имел аскетическое телосложение, зато весьма цепкий взгляд, и для него не осталось незамеченным, что Павел глянул на него с некоторым сомнением.
— Да, я не мастер спорта по бодибилдингу или вольной борьбе, — приветливо улыбнулся он, — я только чемпион России по пулевой стрельбе.
— А я — Павел Словцов, вообще никто. На сегодняшний день официальный друг Веры Сергеевны, — реабилитировался поэт.
— Ну, это уже немало. А для меня это вообще всё.
Они сели в машину. И уже в салоне охранник протянул руку:
— Меня зовут Владимир Среда…
На вид ему было лет тридцать. В отличие от остальных стрижку он имел не короткую, а такую, которую в семидесятые годы прошлого века называли молодёжной.
— Среда?..
— Да, это не кличка, фамилия. Мама с детства говорила: будешь, Володя, ты у нас посередине. Так и получилось. Кажется, что посередине должно быть этакое состояние покоя, а, получается — стоишь в толпе, давят со всех сторон сразу, если слабый — раздавят и забудут. Даже тем, кто впереди проще. На них, если давят, только сзади, или снизу, потому у них только один путь остается — вперёд или вверх. А вот последним иного не остаётся — только давить. Хотя, если пораскинуть мозгами, они из эгоизма своего, из зависти давят, а то и от тупости, быдловатости. У них-то путей в три раза больше. Просто повернулся на сто восемьдесят градусов, и целый мир перед тобой, а не спины более удачливых граждан.
— Целая философия получается, — задумался Словцов, — отфамильная. Я, выходит, из тех последних, из тех, кто догадался повернуться на сто восемьдесят…
— Во-во! Ещё только успел повернуться, а уже столкнулся лицом к лицу с первыми. Вроде как круг получается…
— М-да… Это первое лицо мне понравилось.
— Вера Сергеевна? Красавица и умница!
— Комсомолка, активистка, понимаешь, — улыбнулся Павел, передразнивая известного актёра.
— Щас вас там Лиза встретит…
— Предупреждён.
— А, ну тогда, значит, шока не будет, и мне не стоит оставаться у ворот и ждать, что через минуту вы с сумками выкатитесь на улицу и помчитесь в аэропорт.
— Вдруг с сумками выскочит незабвенная Лиза, — напыжился Словцов.
— Вот это вряд ли. Уж если её Шахиня, простите Вера Сергеевна, не может выставить…
Словцов ухватился за новую цепочку знаний.
— Шахиней Веру Сергеевну все подчинённые зовут?