Вид с холма (сборник)
Шрифт:
— Ничего не закончится, — утешительно сказала она. — Я уверена, все будет продолжаться еще долго…
«Продолжаться!» Боль и сожаление охватили его. Он почувствовал — ему прямо не хватает воздуха, словно какой-то вьюн оплел горло и душит. Тут же представилось дальнейшее: он делает все, чтобы не думать о ней, работает как одержимый, встречается с приятелями, устраивает романтические приключения, но ничего не помогает — ему постоянно не хватает ее, и мысленно он ни на минуту не расстается с ней. Тогда он припоминает только плохое, представляет ее дурацкие увлечения — бега, карточные игры — и все напрасно; он нервничает, ждет звонка, смотрит на часы… А она встречается с ним все реже и однажды покинет навсегда с парнем, типа Сережи. Еще бы! Ведь со взрослым мужчиной,
Песни нашей молодости
Скажите откровенно, вы часто смотрите на небо, замечаете, какое небо над головой? И при этом задумываетесь о своей жизни? Вот то-то и оно — не часто; по понятным причинам — все будничные дела, заботы, спешка. А между тем, небо всегда разнообразно, как, по сути дела, и наша жизнь. Она, то есть наша с вами жизнь, ведь не белая и не черная, а… как бы это поточнее выразиться — ну пестрая, что ли.
А в даль, в даль вы часто смотрите? Ведь все, что под носом, — это преходящее, а там, вдали, — все, как должно быть. Другими словами, каждый должен мечтать и воплощать свои мечты в реальность, чтобы наша жизнь в конечном счете стала лучше, чем была до нас, верно? Странно, но к этой простой истине я пришел только сейчас в пятьдесят пять лет. Ну, кем я был в молодости?! По теперешним меркам, дурак дураком. Ужас сколько глупостей натворил, а сейчас помудрел наконец, остепенился. Не то чтобы стал солидным, нет! Просто не волнуюсь по пустякам, наконец научился никого не осуждать и ко всему относиться философски. К примеру, для меня почти стерлась грань между счастьем и несчастьем, и я заметил — от ужасного до прекрасного всего один шаг. Согласитесь, на все можно взглянуть под определенным углом и расценить по-своему, и вдобавок — ничто нельзя утверждать с полной определенностью.
Или взять отношения с людьми. В молодости я был резкач тот еще! Чуть поговорю с человеком — и тут же вешаю на него ярлык: талантливый там или бездарный, порядочный или подлец… и всякое такое. Часто и говорить, не утруждался, считал — у каждого все написано на лице. И сколько ошибался! Сами знаете, как это бывает. Так что теперь в этом вопросе я очень осторожен. Ясное дело, с годами повышаются требования к людям и к себе, что особенно немаловажно, и труднее встретить единомышленника, но зато уж, если встретил, сделаешь все, чтобы его не потерять, не то что в молодости, когда небрежно относишься к дружбе, верно?
Есть, конечно, кое-какая грустность в нашем возрасте, но не оттого, что мы меньше можем, а оттого, что не так обостренно все воспринимаем. Но опять-таки, может, в этом и наше преимущество, кто знает! В молодости ведь как? Чуть что случится — трагедия. А сейчас прекрасно понимаешь, что настоящие трагедии крайне редки, а на мелочах не стоит заострять внимание. Хотите — верьте, хотите — нет, ваше дело, но я не хотел бы быть моложе. Правда, и старше быть не хотел бы. Остаться бы в этом возрасте годков так на двадцать, а можно и побольше — я не против, а потом сразу умереть, без всякого там дряхления, спокойно, тихо. Неплохо было бы, как вы считаете?
Сейчас время для меня сместилось. Иногда, поверите ли, чувствую себя мальчишкой, и, увидев ребят, играющих в футбол, хочется с ними погонять мяч. Знаю, что полноценно не смогу: одышка мучает, а кажется, совсем недавно мог, совсем недавно было мое детство, совсем недавно.
И юным чувствую себя иногда. Честное слово. Как-то сижу в сквере на солнышке, курю сигарету, а напротив — влюбленные держатся за руки, робко улыбаются… Я краем глаза наблюдаю за ними, и — смешно! — поверите ли, но мне вдруг тоже захотелось, вот так же, по-юношески, влюбиться. «Совсем я дуралей, — мелькнуло в голове, — наверно, перегрелся на солнце. Я ведь уже был таким, только давным-давно».
Да, ничего не скажешь, время летит с ужасающей быстротой. Сами знаете, в юности-то живешь будущим, время не ценишь. Все носишься, суетишься — некогда осмотреться, призадуматься, все откладываешь на потом, точно жизнь бесконечна. А она, в сущности, короткая штука. Вот и не заметил, как стукнуло полста. Совершенно не заметил. То, что было до тридцати, еще как-то помню, а потом понеслось — не успевал считать года.
Теперь я нет-нет да и начну подводить итоги. И, представьте себе, иногда кажется, что уже прожил длинную, насыщенную жизнь, а иногда уверен — она промелькнула незаметно и ничего значительного в ней не было. Конечно, кое у кого все сложилось и похуже, но от этого мне не легче. Не подумайте, я хнычу, ни в коем случае! Я, в общем-то, счастливый человек: у меня примерная жена, неплохая дочь и отличная внучка, и с работой мне повезло, и есть у меня друзья, старые, проверенные, и я кое-что повидал за свою жизнь, то есть у меня есть прошлое. Догадаться нетрудно, что оно, это прошлое, составляет для меня особую ценность. И немалую.
Кстати, о ценностях! Как они меняются с годами! В детстве я выше всего ставил физическую силу, восхищался бесшабашными, авантюрными людьми; в юношестве, когда пытался осознать себя, выявить свои способности, тянулся к сдержанным, цельным натурам; в зрелом возрасте ценил силу ума; теперь — доброту. Вот так вот, друзья-приятели, — доброту.
С возрастом происходит немалая переоценка, дело известное. Многое из того, что в юности было стоящим, оказалось чепухой. И наоборот. Например, красивая женщина внезапно стала уродиной — теперь-то у меня другие понятия о красоте, теперь-то я знаю, что это такое. Или считал человека так себе, а он превратился в глубокого, вдумчивого. Так произошло и с Лешкой, моим напарником по нашему механическому цеху.
Представьте себе нескладного дылду с толстыми пальцами, вечно потного, с лицом честного человека. Он появился на заводе почти двадцать лет назад, и поначалу я думал — он просто-напросто глуповато-добродушный парень, балагур с замашками гуляки, но когда Лешка раскрылся, до меня дошло — он редкий человек.
Как-то в обед Лешка разговорился — дальше некуда. Он и до этого не был молчальником, а тут я — свежий слушатель. Он болтал без удержу, с жаром. И главное, все по делу: о мальчишках военного времени, то есть о таких, как мы с ним. Он вспомнил наши игры: «чижа», лапту, «отмерялы» — кто дальше прыгнет с места, вспомнил про коптилки, жмых и прочее. Вспомнил про голод и похоронки… Эти его воспоминания были для меня сущей пыткой. Он говорил примерно так:
— Несомненно, нашему поколению досталось, нас потрепало, но зато будет что вспомнить под старость… Мы были самостоятельными, все делали своими руками… Были личностями, хотя бы в том, что на все имели собственное мнение… А сейчас смотрю вон на своих балбесов — они все трафаретные какие-то. У них все есть, но они не знают цену вещам…
Повторяю, Лешка говорил про наше детство — про парашютные вышки в Парке культуры, про трофейные фильмы, про песни того времени, про то, как слова тех самых песен мы переписывали в тетради… Я слушал Лешку, поддакивал — все, о чем он говорил, готов был подтвердить в письменном виде. Он по-настоящему растеребил мою душу. В общем, мы сдружились.
У нас с Лешкой одинаковый возраст и опыт; характеры немного разные, но это не мешает нам оставаться закадычными друзьями вот уже столько лет. За него, как за себя, могу поручиться. Теперь если меня спросят про Лешку, я отвечу, что он не только добряк, каких мало, но и усердный, изобретательный, постоянно внутренне сосредоточенный на своей работе. Так уж он устроен — думаю, это понятно.
При всем при том, Лешку отличают простота и здравые суждения. К товарищам он относится терпимо, к разным передрягам — с юмором. Он, понимаете ли, человек, возле которого чувствуешь себя легко. И он, в отличие от многих, отдает отчет своим словам и говорит то, что думает, не боясь неприятностей. Короче, на него можно положиться, он не подкачает.