Вид с холма (сборник)
Шрифт:
Мы подошли к платформе и в ожидании электрички сели на скамью. Я закурил.
— Можно поинтересоваться какая у тебя цель и почему ты путешествуешь одна?
— Это секрет, — девчушка напустила на себя определенную важность, давая понять, что уже взрослая и вправе иметь серьезные тайны.
«Фантазерка, — подумал я. — Наверняка всего лишь навещала свою бабку или деда», но вслух сказал:
— Завидую мужественным людям, которые путешествуют в одиночку, и вообще всем, кому не скучно в одиночестве. Я здесь был у приятеля. Он художник и круглый год живет один. Ничего, не тоскует, в город его не тянет. А я весь извелся бы… Но все же одной девушке путешествовать опасно — мало ли что. Тебе нужно заиметь надежного друга. Какого-нибудь парня из класса, большого любителя путешествий.
— Где же такого взять? — усмехнулась девчушка,
Показалась электричка и я сказал:
— Пойдем в середину состава, там наверняка будут свободные места.
— Сейчас электрички пустые, — твердо, со знанием дела заявила моя собеседница. — Дачный сезон закончился.
Действительно, мы вошли в полупустой вагон и сели у окна напротив друг друга. Чтобы просто продолжить беседу, я вернулся к теме одиночества.
— Все-таки я уверен, в школе найдутся ребята, которые с удовольствием бродили бы с тобой по лесам и полям. Путешествовать одной не только опасно, но и, по-моему, неинтересно. К примеру, увидела красоту, испытала восторг и не с кем поделиться. А если взгрустнулось — кто поможет?
— Вы не знаете современную молодежь, — усмехнулась моя спутница. — Ее интересуют дискотека, сигареты, жвачка… У меня есть знакомый, который с радостью ездил бы со мной… Но он не парень, а взрослый мужчина… Ему тридцать лет, — она с вызовом посмотрела на меня, но тут же покраснела от своего откровения.
Я изобразил немалое удивление.
— Замечательно! Расскажи подробнее.
— Ладно, расскажу, так и быть… Мы познакомились смешно, случайно. Я звонила подруге и попала не к ней. Какой-то мужской голос… приятный такой… вежливый… Ну разговорились… Потом несколько раз перезванивались. Просто так, поболтать. С ним интересно было разговаривать… Ну однажды мы с подругой пришли к нему. Я зашла и прямо вздрогнула, — она снова густо покраснела. — Он оказался горбун. Невысокий, хорошо одет, лицо даже красивое, но… горбун. Я растерялась, но уходить сразу как-то неудобно, ведь правда? И подруга шепнула: «Немного посидим и уйдем»… А у него на столе шоколадные конфеты, печенье… Ну стали пить чай. Он рассказал, что в детстве упал с дерева, а потом стеснялся своей внешности, никуда не ходил, сидел дома и читал книжки. У него огромная библиотека и он все читал… Он очень умный. И уже ученый. Кандидат наук. И у него разряд по горным лыжам. Он показывал фотографии, где он на Дамбае… Теперь иногда к нему захожу. Просто так, поболтать… Он мне не нравится, с ним просто интересно… Я нехорошо поступаю, да? Ведь он может серьезно влюбиться, а я никогда не буду с ним встречаться… серьезно, — по ее лицу прошел жар. — По-моему, он уже влюбился, — она потупилась.
— Не знаю, что тебе сказать, — вздохнул я. — А что говорят твои родители?
Она отвернулась к окну и я понял — в ее семье что-то неладное.
— Я живу с матерью. Отец ушел от нас, когда мне было четыре года. Я почти его не помню. Помню только, он всегда смеялся и высоко подкидывал меня, ловил и целовал… Помню еще, сделал мне во дворе качели… А у матери сейчас сожитель. Она ужасно его любит, а я ей мешаю… Мать говорит, что отец был гулякой и вообще плохим. Ничего хорошего о нем не говорит, но я ей не верю. Она противная. И крутая, с бесинкой. Мы не друзья, а враги. Если б было куда уйти, давно ушла бы.
Она смолкла. «Вот почему путешествует — чтобы поменьше находиться в доме», — решил я, но, как позднее выяснилось, вновь ошибся. Потом я вдруг подумал: «Между женщинами вообще редко бывает искренняя дружба; обычно их дружба до первого мужчины, до первой любви одной из них. Больше того, часто женщина ненавидит других женщин, особенно если тем везет в личной жизни. Вот даже и мать с дочерью…».
— Я долго не могла понять, — продолжала моя спутница. — Ну пусть отец разругался с матерью, но почему он не навещает меня? Даже не звонит. Потом мать призналась — она ему запретила. И призналась — он приезжал, но она сказала ему, что у меня есть другой отец — ее сожитель, и будто я называю его «отцом». Все наврала… А мне говорит, что у отца новая семья и я ему не нужна. Но я ей не верю… Вот его фотокарточка, — она достала из кармана снимок мужчины с хорошим, располагающим лицом.
«Все-таки дочь всегда тянет к отцу, — подумалось. — Особенно в ее положении, когда она в семье чувствует себя лишней. Ведь
— Отец живет за городом, — пояснила она. — Где-то по этой ветке. Вот я и разыскиваю его. Целое лето езжу… Как вы думаете, он обрадуется или не очень?
— О чем ты спрашиваешь?! Он же тебя так любил в детстве!
— Однажды я даже его нашла. Подошла к забору, а он играл с девчонкой в бадминтон. Они смеялись, шутили… Я долго за ними наблюдала, но так и не подошла. Струсила, сама не знаю почему. Да и как-то стыдно навязываться… влезать в их жизнь… Повернулась и пошла к станции, а навстречу одна женщина. Я ей показала на дом и спросила: «Как фамилия того мужчины?» Оказалось, не он, не мой отец, — она снова смолкла, но вдруг оживилась: — Но я все равно его разыщу…
— Наверняка, ты его найдешь, — проговорил я, в полной уверенности, что именно так и будет.
Первая и последняя любовь
К. Сергиенко
Среди многолюдья он увидел ее сразу — она как бы шла под невидимым теплым дождем: высоко подняв голову, полуприкрыв глаза, улыбаясь тайным мыслям. Рядом с ней, высокой и стройной, словно для контраста, семенила ее подруга — ярко накрашенная рыхлая девица в немыслимом одеянии зловещей расцветки. Они пересекли холл в двух шагах от него, но она даже не заметила его, да и не могла это сделать — ее взгляд был устремлен в небо, вернее, в потолок Дома журналистов. Он представил неправдоподобную сцену — себя и ее влюбленными — пятидесятилетний журналист, с сединой и лысиной и это юное существо, вступающее в жизнь, и усмехнулся — «Большей глупости трудно вообразить! Слишком велика разница».
Позднее он увидел ее в кафетерии: они с подругой пили кофе, курили и она, порывисто жестикулируя, что-то говорила — на ее лице то и дело появлялись смешные гримасы; изредка она посматривала в его сторону — явно проявляла заинтересованность. «И не останавливает возрастная дистанция между нами, — подумал он. — Впрочем, сейчас они рано взрослеют».
Романтик и скептик, идеалист и циник одновременно, он пытался совместить взаимоисключающие вещи — серьезную работу и насыщенное времяпрепровождение, и что совсем нелепо — прошлое и настоящее, то есть, встречаясь с приятелями, устраивая романтические приключения, не мог отделаться от воспоминаний, которые все чаще не давали покоя, да еще постоянно опирался на горький опыт — некий осадок от потерь, как он выражался. Позади были тысячи солнечных и пасмурных дней: благополучная семья и последующий ее развал, неудачи в работе, но затем — успех и признание, преждевременная смерть двух близких друзей, болезни от неупорядоченной холостяцкой жизни… Иногда он жалел о потраченном времени на застолья с приятелями и поиски «единственной» женщины, но быстро убеждал себя, что все было не зря. Последние годы образ «единственной» женщины являлся ему чуть ли не ежедневно и вполне зримо: прекрасная, среднего возраста, она стояла около своего, почему-то ярко-синего дома, на солнечной стороне улицы и, волнуясь, ждала встречи с ним. Когда он приходил, она произносила слова, которые он когда-то уже слышал от других женщин, почти исчезнувших из памяти, и ее походка и жесты тоже были знакомы, и все отношения с ней напоминали то замечательное, что у него уже было когда-то в прошлом, но только замечательное, без каких бы то ни было огорчений. Эта романтическая ностальгия, возвращение утраченного доставляло ему радость. Он понимал, что «единственная» женщина — собирательный образ, но не мог от нее отказаться и самое смешное — все еще не терял надежду на встречу с ней. И вдруг это юное существо! На вид — лет двадцать, интеллигентное лицо, умный взгляд, отличный вкус в одежде.
Прозвенели звонки, известившие о начале кинофильма в зале, но она продолжала беседовать с подругой. За стол, где он пил пиво с приятелем, бесцеремонно плюхнулись завсегдатаи кафе, представители околотворческих кругов, завели говорильню о политике; приятель включился в разговор, а он подумал: «Хороший повод пересесть к ней, просто потрепаться, чтоб развеселиться». Взял бутылку пива и подошел.
— Нельзя ли пересесть к вам?
— Можно! — поспешно откликнулась она и улыбнулась.
— Надоели эти бесцельные разговоры о политике, а вы так живо о чем-то спорите, вокруг вас прямо-таки эмоциональный воздух, — он поднял бутылку. — Хотите пива?