Вид с холма (сборник)
Шрифт:
— …А «жинка»-то, оказывается, уехала к матери в свою Ростовскую область. Выписалась из Москвы и уехала… И квартиру и дачу — все оставила первой супруге писателя…
Удачи тебе, дружище!
Он был золотым парнем — доброжелательным, с располагающей улыбкой и отличным чувством юмора — одни его шаржи на приятелей чего стоили! Он не сгущал неприятности и с шутливой легкостью относился к чужим недостаткам — то есть, принимал людей такими, какие они есть. Но главное, Сашка в те годы — годы нашей юности — заканчивал физико-технический институт и имел четкую цель, которая придавала смысл его жизни — сказать свое слово в ядерной физике (в отличие от меня, который тогда только появился в Москве и метался от одного занятия к другому, все искал свое призвание). Понятно, к парню с такими достоинствами все тянулись, особенно девицы —
Мы познакомились в библиотеке «Ленинке», где по вечерам Сашка готовился к зачетам, а я занимался самообразованием — читал классиков. В «Ленинке» была знаменитая курилка — некий клуб, где в те годы (конец пятидесятых) студенты вели жаркие споры об искусстве и обо всем на свете. Для меня курилка была настоящим университетом; можно сказать, там я получил высшее образование. Именно в курилке я приобрел первых московских друзей, самым близким стал Сашка. Мы встречались каждый вечер, а после закрытия библиотеки заглядывали в кафе «Националь», где выпивали бутылку красного вина (чаще всего «Кабернэ» — Сашка его особенно любил). За столом Сашка рассказывал о своем институте, о Протвино, где проходил практику, о новых открытиях в физике. Я тоже кое-что рассказывал Сашке о жизни в Казани, о службе в армии. Выйдя из кафе, Сашка провожал меня на вокзал (я жил за городом).
По воскресеньям Сашка приглашал меня в Фили на обед к своим «старикам», которые устраивали обильное застолье (всегда с Сашкиным любимым вином). Или он приезжал ко мне (естественно, с бутылками «Кабернэ»); мы ходили на этюды, купались в озере. Иногда выбирались на дачу к каким-нибудь Сашкиным приятелям. В эти вылазки на природу Сашка приглашал своих приятельниц и непременно Веру, студентку пединститута, красавицу и умницу. Она не просто была влюблена в Сашку, она прямо-таки молилась на него. А Сашка, не то чтобы был безразличен к Вере — нет, он бережно относился к ней, но всячески гасил ее любовные порывы (гасил деликатно, с неизменной ослепительной улыбкой), делал все, чтобы их, чисто романтические, встречи не перешли в более серьезные. Я этого не понимал, потому что, повторяю, Вера была красавицей и умницей, и в высшей степени порядочной девушкой из строгой семьи, что среди москвичек уже в то время было редкостью. Я говорил своему другу:
— Вера потрясающая девушка и тебя безумно любит. Женись на ней, лучше ее ты никогда не встретишь, лучше не бывает.
Улыбка с Сашкиного лица исчезала, он отводил глаза в сторону:
— Не хочу портить ей жизнь. Давай не будем об этом! — тихо произносил он и тут же оживлялся: — Пойдем лучше выпьем красненького.
Было ясно — он чего-то не договаривает. И только позднее, во время нашего путешествия, он открыл мне свою тайну.
В то путешествие мы отправились после того, как Сашка получил диплом и уже работал в Курчатовском институте. Накануне своего очередного отпуска он сказал мне, со своей фирменной неотразимой улыбкой:
— Давай махнем на юг, к морю. Возьмем альбомы, порисуем, наберемся впечатлений. И вот что, поскольку у нас с тобой денег — кот наплакал, возьмем билеты только в один конец, а там по побережью и обратно будем добираться на попутных машинах. На еду где-нибудь подработаем. Устроим эксперимент на выживание, докажем самим себе, что мы могучие парни и легких путей не выбираем, но в любых обстоятельствах не пропадем.
Стоит ли объяснять, что я, не раздумывая, согласился.
Не стану описывать наше путешествие — его не втиснуть в рассказ, оно достойно отдельной повести, но, чтобы подчеркнуть наш героизм, перечислю города, где мы побывали: Кишинев, Одесса, Симферополь, Ялта. Из Крыма на теплоходе (безбилетниками) приплыли в Батуми. Дальше — Тбилиси, Ереван, пешком миновали Крестовый перевал и очутились в Орджоникидзе. Затем, посетив Ростов и Волгоград, вернулись в Москву. Целый месяц мы были в пути; останавливались, где ночь застанет, подрабатывали на овощных базах и виноградниках (вот уж где Сашка дорвался
— Знаешь, Вера действительно необыкновенная. И я давно ее люблю, но никогда не смогу на ней жениться… Помнишь, я тебе говорил, что проходил практику в Протвино? Вот там и случился выброс частиц, и я получил большую дозу облучения… У меня не может быть детей… Вот потому и пью красное вино, оно выводит стронций…
Все это мой друг произнес с невероятной серьезностью, но тогда до меня не дошла вся трагичность его судьбы, я еще не знал, что такое лучевая болезнь и был уверен, что Сашка обязательно вылечится.
После путешествия Сашку на работе включили в новый проект и он, по его словам, «с головой ушел в интереснейшую работу». Я вскоре внезапно женился и мне пришлось зарабатывать на кооперативную квартиру — кроме прежней работы в театрах, по вечерам оформлял витрины, делал всякие буклеты; ну а когда родилась дочь, я попросту превратился в папашу, затюканного семейными заботами. В те дни мы с Сашкой виделись урывками и с каждым месяцем все реже, а потом и совсем потеряли друг друга из вида. Позднее от Сашкиных родителей я узнал, что Сашку послали работать на Чернобыльскую атомную станцию. К этому времени я уже развелся с женой (у нас с самого начала все шло по-дурацки; собственно, мы и расписались только потому, что будущая жена оказалась «в положении»). В общем, я снял комнату в пригороде; телефона у меня не было и Сашка не мог мне позвонить, а на мои звонки его родители сообщали: «Он в командировке», потом: «Он на два года уехал в Болгарию». А через два года: «Всего неделю побыл дома, и его послали в Финляндию». Спустя еще какое-то время в их квартире появились новые жильцы — от них я узнал, что Сашкины родители умерли, после чего Сашка поменял квартиру на другую — в каком районе, они не знали.
За прошедшие годы я изредка рассматривал наши с Сашкой снимки, которые мы сделали в путешествии… «Вот он, друг мой, — бормотал, — юность моя!» Что и говорить, мне его не хватало, ведь он был моим первым другом в огромном незнакомом городе, и я крепко к нему привязался.
Раньше было легко разыскать человека — на каждой площади имелось «адресное бюро», где через десять-пятнадцать минут тебе выдавали нужный адрес. Этих бюро давно нет — вероятно, чиновники посчитали, что в стране слишком слабый «железный занавес» да и разгул криминала превысил все нормы, и довели секретность до идиотизма. Несколько раз я случайно на улице встречал Сашкиных приятелей, но, что странно, никто из них ничего не знал о моем друге. Один сказал: «Вроде, он работает на АЭС где-то за границей». Другой заявил: «По слухам, он лечился от лучевой болезни, и его досрочно отправили на пенсию».
Прошло сорок лет. Я давно нашел себя в иллюстрировании книг, добился кое-какого успеха — во всяком случае, имел квартиру (небольшую в «хрущевке»), летнюю дачу, машину — все не ахти какое, но, по нашим, общепринятым понятиям, жил неплохо. И, несмотря на пожилой возраст (за шестьдесят) и всякие болезни, продолжал работать И вот однажды летом, направляясь с папкой рисунков в издательство, около метро Новослободская я увидел Сашку. Небритый, сутулый, в изношенной одежде, опираясь на палку-клюку, он стоял в компании опустившихся алкашей — они явно скидывались на бутылку: один держал какую-то купюру, другие совали ему монеты. Пораженный, я остановился в двух-трех шагах. Мы сразу узнали друг друга.
— Как дела? — в растерянности я только и смог пробормотать эту глупость.
— Нормально, — проговорил Сашка и явно смущенно улыбнулся, точнее — попытался улыбнуться, но получилась какая-то извинительная, горькая усмешка.
Нелепость ситуации заключалась в том, что Сашкины собутыльники хмуро взглянули на меня и продолжили шарить по карманам, что-то обсуждать, обращаясь к Сашке — мое появление для компании было совершенно некстати. Я безотчетно кивнул Сашке и, подавленный, направился в сторону издательства; свернул за угол и вдруг пришел в себя — что ж я, идиот, делаю?! Надо было подойти, обнять старого друга, обменяться телефонами! Мое сердце бешено застучало, я быстро вернулся к метро, но компания уже исчезла. Сбегал вначале в одну, потом в другую стороны от вестибюля, но Сашки и его дружков нигде не было.