Вид с холма (сборник)
Шрифт:
— …Уже не в первый раз так поступает, — с досады она бросила сигарету. — И люблю его, и ненавижу…
Я тоже рассказал о недавнем разводе с женой. Общие безрадостные события сблизили нас, мы перешли на «ты», забыли о фильме и проговорили весь вечер. Я не помнил, понравилась она мне или нет — в те дни, после тягостных отношений с женой, я и не замечал женщин.
…И вот сейчас рядом со мной сидела молодая красивая особа и заразительно смеялась, прямо излучала жизнерадостность.
— Ты откуда такая веселенькая?
— Из ресторана. Отмечали юбилей одного нашего сотрудника. Я теперь
— А как же кино?
— С этим давно покончено.
— Ну, а твоя любовь к режиссеру?
— Ой, что ты! Кажется, это было так давно или вообще не было. Я уж после этого побывала замужем и развелась. Слушай, ну а ты? Все вспоминаешь жену? Нет? А сейчас ты женат? Нет? Надо же, встретились. Слушай, а я тебя сразу узнала… Ну, а я как, изменилась? Ой, ужасно рада, что тебя встретила. Теперь мы с тобой будем ходить в кино, правда?.. Давай, знаешь что, поедем куда-нибудь, посидим! У меня есть какая-то денежка. — Она облизнула губы и особенно широко улыбнулась веселой обезоруживающей улыбкой.
— Да у меня тоже немного есть. Только куда теперь можно попасть? Скоро одиннадцать… Если только в аэровокзал.
— Чудесно! Едем в аэровокзал. Ты никуда не спешишь? Нет? Ну и прекрасно!
В аэровокзале, потягивая кофе, Наталья без умолку болтала и все рассыпала прекрасные улыбки. Это была настоящая демонстрация улыбок: ее губы то застенчиво сужались, то приобретали форму легкой полуулыбки, то неожиданно вспухали — прямо-таки притягивали к себе, то вдруг постепенно, как бы издалека, растягивались в открытую, зачаровывающую улыбку.
— Слушай, а давай поедем сейчас еще куда-нибудь! Сегодня ведь суббота, а в понедельник рано утром вернемся. Например, поедем в Ленинград?! До Ленинграда мы могли бы доехать? Ты не устал бы? А в Ленинграде у меня тетя. Она бы нас хорошо встретила…
— У меня там тоже есть друг художник, — выдавил я, загораясь неожиданным предложением.
— Вот было бы замечательно — взять и уехать! Устроить романтическую поездку! — Наталья так ослепительно улыбнулась, что у меня закружилась голова.
«Какая она молодчина, — подумалось, — столько пережила и сохранила оптимизм». Обалдев от каскада ее улыбок, я не раздумывая согласился на «романтическую поездку».
Там же, в аэропорту, Наталья сходила в пункт «международки», позвонила тетке в Ленинград; потом мы подрулили к моему дому, я забрал все свои деньги — их должно было хватить на бензин и скромный обед в кафе, — прихватил для Натальи меховую куртку и развернул машину в сторону Ленинградского шоссе.
Дождь не унимался, но в машине было тепло и уютно. До Калинина Наталья рассказывала о своем НИИ, рассказывая, позевывала и закрывала глаза, но продолжала улыбаться, только ее улыбка уже не была такой лучезарной, как прежде — больше усталой, а временами и какой-то вымученной.
В Калинине, пока я заправлял бензином бак и канистру, Наталья пересела на заднее сиденье прикрылась курткой и уснула.
Погода приготовила нам сюрприз — некий коктейль из дождя и мокрого снега, дорогу покрыл гололед. Уже после Вышнего Волочка, не проехав и половины пути, я пожалел о своей авантюре; в понедельник
Потом я вспомнил, про ленинградского друга, которого давно не видел, представил нашу встречу… вспомнил, что в Эрмитаже открылась выставка Петрова-Водкина, и немного повеселел. «А Наталья просто устала, — заключил. — Все-таки она хорошая и отважная — запросто укатила со мной».
Мы въехали в Ленинград в одиннадцать часов утра. К этому времени погода разгулялась и выглянуло солнце. Наталья проснулась, помутневшим взглядом осмотрела улицы, улыбнулась и весело сказала:
— Так быстро доехали!
Я притормозил около дома ее тетки.
— Слушай, вначале я одна зайду, подготовлю тетю, — сказала Наталья. — А то последний раз у нее была с мужем, и она еще ничего не знает. Ты подожди, я скоро.
Отыскав телефонную будку, я набрал телефон друга. К телефону подошла соседка, сообщила, что «сосед у какого-то приятеля и будет только в понедельник… что передать?». Я снова сел в машину.
Прошло полчаса, час. А солнце припекало сквозь стекло; облокотившись на руль, я задремал. Проснулся — Наталья барабанит по стеклу и вся светится.
— Извини, что долго. Ничего не получилось. Тетка старорежимница. У меня и язык не повернулся сказать о разводе, — от Натальи попахивало вином и она выглядела чересчур возбужденной.
Мы заехали на выставку Петрова-Водкина, прошлись по Невскому, перекусили в кафе — пора было собираться в обратную дорогу. На автозаправке на последние деньги я залил бензин в бак и канистру и направил машину к выезду из города.
Уже вечерело. Шоссе было пустынным, транспорт автобаз по воскресеньям не работал, частники в гололед ездить не рисковали; встретились всего два-три грузовика-«дальнобойщика». Наталья откинулась на сиденье.
— Ты, пожалуйста, извини, но меня всегда укачивает в машине. Я подремлю немножко, а ты что-нибудь рассказывай. Я буду дремать и слушать, — на ее лице появилось подобие прежней яркой улыбки.
Меня тоже клонило ко сну, но я крепился.
Когда проехали километров пятьдесят, погода вновь испортилась — сверху посыпалась обледенелая крупа, и видимость резко ухудшилась. А потом вдруг я уловил какой-то стук в двигателе. Сбавил газ — стук пропал, но внезапно раздался страшный грохот — машина дернулась и встала. Я вышел, поднял капот — в поддоне зияла пробоина; стало ясно, сквозь нее вытекло масло — видимо, где-то ударила щебенка. Попробовал ручкой провернуть двигатель, но его заклинило намертво… Вокруг стеной стоял лес, сквозь деревья не проглядывало ни одного огонька, а сверху все сыпало и сыпало.