Вид с холма (сборник)
Шрифт:
Известное дело — у всех разные страдания: у одного нет денег на выпивку, другой страдает что не Наполеон — я страдал без машины, без нее мне не хватало воздуха всего города, и я замахнулся на легковушку — начал копить деньги (на комиссионную машину, конечно, — на новую я копил бы до сих пор), и как заветную цель, на стене повесил фотографию «Москвича» — присутствие машины даже в таком виде (вроде молитвенника) придавало мне немалые силы.
В те дни кое-кто из друзей долдонил:
— Вначале заимей квартиру, а машину вторым заходом.
Некоторые посмеивались:
— Зачем
Я не обращал внимания на эти уколы и последовательно, упорно копил деньги, не отступая от своего плана.
Спустя два года, я уже располагал кое-какой суммой, часть денег одолжил у друзей и в один солнечный день стал владельцем чудо техники — «Москвича» первого выпуска.
Машина была старая, с ржавыми пятнами и вмятинами, без фар, коробка передач включалась через раз, стартер не работал вообще и двигатель приходилось запускать ручкой или разгонять машину с помощью прохожих, и все же я был счастлив.
Мое счастье немного омрачило событие, которое произошло в первую неделю, пока я перебирал коробку и машина была не на ходу. Я возился с той коробкой три вечера подряд, время от времени усаживался в машину, крутил баранку и представлял, как набью в салон друзей и чесану куда-нибудь к морю, представлял исполинские горы, извилистые дороги, теплые волны, прохладное вино, сочные, мясистые фрукты и еще кое-что… И вот однажды ночью слышу — кто-то гремит ведрами; мне бы следовало встать, выглянуть в окно, да было лень; как водится в таких случаях — не отпускает сон; а утром смотрю — мое сокровище стоит на ведрах, какой-то негодяй стащил колеса. Стало быть, мои карманы совсем опустели, пришлось еще больше влезать в долги.
Ну а потом потекли деньки с большой нагрузкой — один насыщенней другого. Когда я выходил их дома, меня уже поджидали соседи. Кое-кого подбрасывал по пути на рынок, в магазин. После работы, как таксист, всех развозил по домам, а потом катался с друзьями по городу в поисках приключений.
В воскресные дни, если выдавалась солнечная погода, ко мне выстраивалась очередь желающих махнуть на природу, на огородный участок, в деревню к родственникам. Я никому не отказывал, но ставил условие — вернуться до захода солнца, по крайней мере — до темноты, поскольку ездил без фар (целый год нигде не мог их достать).
Я гонял все дни напролет, готов был ехать с кем угодно и куда угодно, пока светило солнце. Меня так и звали — «Солнечный шофер» или «Солнечный гонщик», имея в виду не только погоду, но и мое немыслимое обаяние (каким же ему быть с отдельной комнатой и собственной машиной?!).
Справедливости ради отмечу — некоторые считали меня неразумным, безрассудным, даже безалаберным парнем, но большинство сходилось во мнении, что я человек с большим сердцем, обширным кругозором, огромными знаниями в технике и с другими, не менее ценными, качествами.
Катаясь с друзьями по городу, мы частенько заезжали в столовую «Встреча», которая по вечерам превращалась в кафе. Там же назначали свидания подружкам; и не только мы, свободные холостяки, но
С этими женатиками случались накладки. Сидим, например, втроем: женатый приятель с девицей и я, вдруг влетает его жена, он сразу отодвигается от девицы, а жене объясняет, вернее, безбожно врет:
— Это его подружка, — и кивает на меня.
И мне ничего не оставалось, как добросовестно и ярко изображать хахаля его девицы.
Так и получилось, что жены приятелей постоянно видели со мной разных девиц и открыто презирали меня — в их глазах я был кутилой, гулякой, неисправимым ловеласом, законченным бабником или кем-то близко к этому.
Бывало и почище. Кто-либо из женатиков обращался ко мне:
— Ты это, пока гоняешь на тачке, дай ключи от комнаты, негде с девицей приткнуться.
Даю ключи, через пару часов приезжаю, а он открывает дверь и мямлит:
— Погоняй еще, солнце-то еще не село!
Как-то в разгар лета, один сказал:
— Не приезжай сегодня совсем. Переночуй в машине. Щас ночи короткие, солнце не успеет зайти, как снова всходит.
Приходилось выручать друзей. Я-то что, мне не трудно. А вот их жены заводились до чертиков, то и дело мне звонили:
— Правда, что мой весь вечер просидел у тебя? А девицы были?
Или, чудовищно раздражаясь:
— Мой что, в самом деле у тебя ночевал? Ты, небось, и девиц приводил?
Канючили жутко, словно кто-то съел их яблоко, а им подсовывает кожуру от него. И, естественно, эти жены считали меня криминальным типом, который устроил из комнаты притон — не совсем так, но похоже; во всяком случае некоторые разгневанные жены называли меня «распутником», а наши сборища — «ужасными, отвратительными, мерзопакостными». Конечно, я не был святым, но и таким негодяем, как они считали, не был.
Здесь я подошел к тому, ради чего, собственно, ударился в эти воспоминания.
Как я уже сказал, особы женского пола меня интересовали, но не настолько, чтобы от них терять голову. Они были у меня на втором плане, даже на третьем, а на первом — друзья, на втором — машина. Компанию друзей я никогда не менял на встречу с самой красивой девицей. Считается, таких вещей женщины не прощают. Правильно считается — они бросали меня. Хмыкали, произносили устрашающие слова и бросали. Некоторые в придачу сыпали оскорбления, вроде того, что я розовый, голубой, зеленый. Я не обижался и не очень-то расстраивался. Объясню почему.
Уже после двух-трех увлечений, я задался вопросом: любовь это что? И ответил: не просто трудное чувство, а мука, нервотрепка, страданье! А раз так, то зачем мне такие переживания, эта опустошающая любовь?! Я лучше покатаюсь на машине с друзьями.
Позднее я понял — и взаимной любви не бывает; всегда один любит сильнее, другой слабее. Тот, кто любит слабее, как бы с прохладцей, не очень-то и дорожит этой любовью, а то и относится к ней небрежно. А любящий сильно, умирающий от любви, обречен на всякие переживания, обиды, ревности. И попробуй не считаться с этим!