Видоизмененный углерод
Шрифт:
Дверь квартиры номер семнадцать открыл одиннадцатилетний мальчишка, встретивший меня взглядом, в котором сквозила неприкрытая враждебность.
– Да?
– Я бы хотел поговорить с Шерил Босток.
– Её нет дома.
Вздохнув, я почесал шрам под глазом.
– Мне кажется, это не соответствует действительности. Её коптер стоит во дворе, ты – её сын Даррел, и она вернулась с ночного дежурства около трех часов назад. Передай, что с ней хотят встретиться по поводу оболочки Банкрофта.
– Вы из полиции?
– Нет, просто хочу с ней поговорить. Если она сможет помочь, возможно,
Мальчишка пару секунд таращился на меня, затем закрыл дверь, не сказав ни слова. Послышалось, как он зовет мать. Я ждал, борясь с желанием закурить.
Через пять минут Шерил Босток, одетая в свободный сарафан, чуть приоткрыла дверь своей квартиры. Её синтетическая оболочка выглядела ещё более равнодушной, чем её сын. Однако в данном случае безразличная расслабленность мышц не имела отношения к тому, что она чувствовала в настоящий момент. В дешевых синтетических моделях группам мелких мускулов требуется какое-то время, чтобы прогреться после сна, а Шерил Босток, несомненно, купила оболочку на распродаже залежалого товара.
– Вы хотели меня видеть? – произнес неровный синтезированный голос. – В чем дело?
– Я частный следователь, работаю на Лоренса Банкрофта, – сказал я как можно мягче. – Мне бы хотелось задать несколько вопросов относительно вашей работы в центре хранения психической информации. Вы позволите зайти?
Шерил Босток издала неопределенный звук, и я подумал, что она не раз пыталась закрывать дверь перед непрошеными гостями, но безуспешно.
– Много времени я у вас не отниму.
Пожав плечами, она распахнула дверь. Пройдя мимо неё, я попал в опрятную, хотя и скудно обставленную комнату, самым значительным предметом в которой была чёрная панель развлечений. Система возвышалась на ковре в дальнем углу, словно какой-то механический идол, а остальная мебель почтительно ютилась вокруг. Как и краска микрокоптера, панель развлечений на вид выглядела совершенно новой.
Даррел куда-то исчез.
– Неплохая система, – заметил я, подходя к панели развлечений и изучая дисплей. – Давно она у вас?
– Так, не очень. – Закрыв за нами дверь, Шерил Босток неуверенно застыла посреди комнаты. Её лицо постепенно пробуждалось, и теперь на нем появилось нечто среднее между недоуменной сонливостью и подозрительностью. – О чем вы хотели поговорить?
– Вы позволите мне сесть?
Она без единого звука указала на зверски замученное долгим использованием кресло, а сама устроилась напротив, на диванчике. В вырезах сарафана проглядывала неестественно розовая синтетическая кожа. Какое-то время я молча смотрел на неё, пытаясь определить – хочу ли я все-таки довести до конца то, зачем пришел.
– Ну? – Шерил Босток нетерпеливо махнула рукой. – Что вы желаете спросить? Вы разбудили меня после ночного дежурства. Так что, чёрт побери, надеюсь, у вас были на то веские причины.
– Во вторник четырнадцатого августа вы зашли в камеру хранения оболочек семейства Банкрофтов и ввели клону Лоренса Банкрофта полный гипноспрей какого-то препарата. Шерил, мне бы хотелось узнать, что это было.
Последствия моих слов оказались более драматичными, чем я ожидал. Искусственные черты лица Шерил Босток судорожно задергались, и она отшатнулась назад, будто я замахнулся на неё дубинкой для разгона демонстраций.
– Это входит в мои обычные обязанности, – пронзительно взвизгнула Шерил Босток. – Я имею право делать клонам инъекции химических препаратов!
Казалось, говорила не она сама. Её уста лишь воспроизводили то, что заставил выучить кто-то другой.
– Это был синоморфестерон? – тихо спросил я. Дешевые синтетики не бледнеют и не заливаются краской, и все же выражение лица Шерил Босток выдало её чувства не менее красноречиво. Она стала похожа на перепуганное домашнее животное, брошенное хозяином.
– Откуда вы узнали? Кто вам сказал? – Её голос, повысившись, перешел в жалобные всхлипывания. – Вы не можете этого знать! Она сказала, никто и никогда не узнает об этом!
Закрыв лицо руками, она рухнула на диван, заливаясь слезами. Услышав плач матери, из соседней комнаты прибежал Даррел, но, помявшись в дверях, видимо, решил, что ему лучше не вмешиваться. Он остался стоять в дверях, испуганно следя за мной. Подавив вздох, я кивнул мальчишке, стараясь всем видом показать, что ему нечего бояться. Осторожно приблизившись к дивану, Даррел прикоснулся к плечу матери, и та вздрогнула, словно от удара. Всколыхнулись воспоминания, и я поймал себя на том, что выражение моего лица становится холодным и мрачным. Я попытался улыбнуться, но улыбка получилась фарисейской.
Я кашлянул.
– Я не собираюсь делать вам ничего плохого. Я просто хочу знать.
Потребовалось не меньше минуты, чтобы мои слова проникли сквозь паутину ужаса и отложились в сознании Шерил Босток. Потребовалось ещё больше времени, чтобы она взяла себя в руки, вытерла слезы и посмотрела на меня. Даррел недоверчиво стоял рядом с ней, гладя её по голове. Стиснув зубы, я попытался сдержать накатывающиеся воспоминания о том, каким был я сам в одиннадцать лет.
Я ждал.
– Это была она, – наконец с трудом вымолвила Шерил Босток.
Когда я обогнул крыло виллы «Закат», выходящее к океану, мне навстречу шагнул Кертис. Его лицо потемнело от ярости, руки стиснулись в кулаки.
– Она не хочет встречаться с тобой, – прорычал он.
– Уйди с дороги, Кертис, – спокойно произнес я. – В противном случае тебе будет больно.
Кертис встал в стойку карате.
– Я сказал, она не хочет…
В этот момент я ударил его ногой в колено, и он рухнул на землю. Второй удар ногой отбросил Кертиса на пару метров вниз по склону к теннисному корту. Не успел он остановиться, как я уже сидел на нем верхом, придавив его коленом к земле и схватив за волосы.
– День у меня сегодня выдался плохой, – терпеливо промолвил я, – а ты делаешь его ещё хуже. Так вот, сейчас я отправляюсь к твоей хозяйке. Наш разговор займет минут десять, после чего я уйду. Если у тебя есть хоть капля здравого рассудка, ты постараешься не попадаться мне на глаза.
– Пошел к чертовой…
Я что есть силы потянул за волосы, и Кертис взвыл.
– Кертис, если ты пойдешь следом за мной, я сделаю тебе больно. Очень больно. Ты понял? Сегодня у меня нет настроения терпеть выходки такого пустобреха, как ты.