Видоизмененный углерод
Шрифт:
– Нас должен ждать лимузин, – бросила через плечо Трепп.
Мы без лишних формальностей вошли в здание аэровокзала и оказались в зоне микроклимата, где пальмы и другие не так хорошо узнаваемые тропические растения стремились к высокому стеклянному потолку. В проходах, устроенных между деревьями, шумно веселились дети, а рядом – почти немыслимое соседство – на кованых чугунных скамьях дремали старики. Промежуточные поколения толпились кучками у стоек кафе, оживленно жестикулируя, чего мне не приходилось видеть в Бей-Сити, и похоже, находясь в блаженном неведении относительно факторов времени и расписания,
Я повесил куртку на плечо, постаравшись как можно лучше скрыть оружие, и последовал за Трепп в тропические заросли. Однако я действовал недостаточно быстро, чтобы укрыться от взглядов двух охранников, стоявших неподалеку под пальмой, и маленькой девочки, двигавшейся навстречу по проходу. Охранники насторожились, но Трепп подала им знак, и они, кивнув, снова приняли расслабленные позы. Очевидно, нас ждали. Откупиться от девочки оказалось не так просто. Она стояла, разглядывая меня широко раскрытыми глазами. Пришлось сложить пистолет из пальцев и «застрелить» её, издав губами громкий звук. Обнажив зубы в широкой улыбке, девочка спряталась за соседней скамьей. Идя по проходу, я слышал, как она «палит» вслед.
Когда мы снова очутились на улице, Трепп провела меня мимо столпотворения такси к ничем не примечательному чёрному лимузину, стоявшему с работающим двигателем под запрещающим знаком. Забравшись в обеспеченную кондиционерами прохладу, мы устроились на бледно-серых автоподстраивающихся креслах.
– Десять минут, – заверила Трепп, когда мы поднялись в воздух. – Что вы думаете по поводу микроклимата?
– Очень мило.
– В аэропорту такие зоны повсюду. На выходные люди приезжают сюда из центра, просто чтобы провести время. Странно, вы не находите?
Проворчав что-то невнятное, я отвернулся к окну и уставился на расширяющийся кольцами рисунок старинного крупного города. Вдалеке до самого горизонта почти болезненной синевы неба уходила пыльная равнина. Слева я различил темную линию гор.
Судя по всему, обрадовавшись моему нежеланию поддерживать разговор, Трепп вставила под ухо с серьгой телефонный разъем. Ещё одна вживленная микросхема. Закрыв глаза, Трепп вошла в связь, а я остался со странным ощущением одиночества, охватывающим человека, когда рядом с ним кто-то пользуется подобными приспособлениями.
Но я ничего не имел против одиночества.
Сказать по правде, всю дорогу я был для Трепп плохим попутчиком. Несмотря на неприкрытый интерес Трепп к моему прошлому, в кабине суборбитального челнока я упрямо молчал. В конце концов, не дождавшись рассказов про Харлан и Корпус посланников, она попыталась научить меня какой-то игре в карты. Повинуясь остаткам вежливости, я согласился, но двое – не лучшее число для карточной игры. К тому же ни у меня, ни у Трепп к этому занятию не лежала душа. Мы приземлились в Европе молча, погруженные каждый в свою область базы данных, предоставленной челноком. Несмотря на кажущееся безразличие Трепп к этой теме, мне никак не удавалось выбросить из головы обстоятельства нашей предыдущей совместной поездки.
Под нами плоскость равнины уступила место зелёным холмам, среди которых раскинулась долина, окруженная заросшими лесом скалами. Посреди долины возвышалось нечто похожее на творение рук человеческих. Мы начали заходить на посадку, и Трепп
Это был огромный каменный крест, превосходящий размерами все, что я когда-либо видел, источенный временем и непогодой. Лимузин спустился к его основанию, облетая крест сзади, и я понял, что тот, кто воздвиг этот монумент, установил его так, чтобы придать ему вид гигантского меча, воткнутого в землю каким-то удалившимся на покой воином-небожителем. Крест своей величиной соответствовал окружающим горам. Казалось, человеческая рука не могла поместить его в таком месте. Каменные террасы и постройки внизу каменной глыбы, сами внушительных размеров, превращались в ничто по соседству с этим впечатляющим сооружением.
Трепп внимательно наблюдала за мной.
Воздушный транспорт приземлился на одну из каменных площадок, и я вышел из машины, щурясь и разглядывая крест.
– Это место принадлежит католикам? – спросил я.
– Принадлежало. – Трепп направилась к массивным стальным воротам в скале. – Тогда, когда только было построено. В настоящее время это частная собственность.
– И как это произошло?
– Рей вам расскажет, если спросите.
Теперь, похоже, Трепп не была заинтересована в разговоре. Казалось, это грандиозное сооружение затронуло потаенные струны у неё в душе, завладев ею. Она направилась к воротам, словно притянутая магнитом.
Когда мы подошли к воротам, они медленно раскрылись под глухой скрежет петель и остановились, образовав проход между створками шириной метра два. Я подал знак Трепп, и та, пожав плечами, переступила через порог. В полумраке от обеих стен оторвалось что-то большое, паукообразное. Я протянул руку к рукоятке «немекса», сознавая, что это бесполезно. Теперь мы находились в стране гигантов.
На высоте человеческого торса из темноты появились многоствольные автоматические артиллерийские установки; тем временем нас принялись обыскивать два робота охранной системы. Прикинув, что калибром пушки не уступают тем, которыми оснащен вестибюль «Хендрикса», я отнял руку от кобуры. Протрещав что-то, автоматы для убийства убрались к стенам и поднялись на насесты. У основания альковов, в которых жили пушки, я разглядел двух массивных чугунных ангелов с мечами.
– Пойдемте. – Голос Трепп прозвучал неестественно громко в соборной тишине. – Вы полагаете, что если бы мы хотели вас убить, то стали бы везти для этого в такую даль?
Я прошел следом за ней по каменной лестнице и оказался в главном помещении. Это была огромная базилика, судя по всему, занимавшая всё пространство каменной глыбы под крестом. Сводчатый потолок терялся в полумраке высоко над головой. Впереди и наверху находилась вторая лестница, ведущая на узкое возвышение, где освещение было ярче. Когда мы подошли к лестнице, я увидел, что под сводами крыши стоят каменные изваяния часовых в рясах, опирающихся на широкие двуручные мечи. Они презрительно усмехались под опущенными на лица капюшонами.