Видоизмененный углерод
Шрифт:
– Моя жизнь и прежде не раз бывала в опасности, – возразил я. – Как правило, это бывало следствием того, что какой-нибудь кусок дерьма, вроде вас, принимал масштабные решения, пытаясь переустроить действительность согласно своим представлениям. Вы уже и так позволили Кадмину подойти слишком близко, чтобы я перестал чувствовать себя комфортно. Более того, он находил меня, пользуясь вашим треклятым локатором.
– Я послала Кадмина для того, чтобы он доставил вас ко мне, – проскрежетала зубами Кавахара. – Повторяю, он вышел из повиновения.
– Неужели? –
– Потому что вы знаете, что я умею держать свое слово. – Кавахара прошла через центр помещения, пригибаясь, чтобы не задеть головой за серые кожистые мешки с клонами, и преградила мне путь вдоль периметра. Её лицо исказилось от гнева. – Я – одна из семи самых могущественных людей Солнечной системы. Я имею доступ к таким рычагам власти, за обладание которыми Главнокомандующий войсками ООН пошел бы на убийство.
– Рейлина, это мрачное сооружение плохо воздействует на ваш разум. Вы даже меня не смогли бы найти, если бы не следили за Салливаном. Так скажите мне, мать вашу, как вы собираетесь искать Кадмина?
– Эх, Ковач, Ковач! – В её смехе прозвучала неприкрытая дрожь, словно Кавахара боролась с непреодолимым желанием вонзить пальцы мне в глаза. – Вы можете себе представить, что начнется на улицах какого-либо города на Земле, если я начну чьи-то поиски? Вы хоть понимаете, как просто было бы вас найти, если бы я этого захотела?
Глубоко затянувшись, я выпустил на неё дым.
– Как меньше десяти минут назад сказала ваша верная прислужница Трепп, разве стоило тащить меня в такую даль только для того, чтобы просто облить помоями? Вам от меня что-то нужно. Не тяните, что именно?
Кавахара шумно выдохнула носом. По её лицу разлилось спокойствие, и она отступила на пару шагов назад, уходя от противостояния.
– Вы правы, Ковач. Вы мне нужны живым. Если вы сейчас исчезнете, Банкрофт истолкует это превратно.
– А может быть, наоборот, так, как нужно. – Я рассеянно провел ногой по высеченным на каменном полу буквам. – Это вы спалили ему голову?
– Нет. – Казалось, мой вопрос развеселил Кавахару. – Он покончил с собой.
– Ну да, конечно.
– Верите вы в это или нет, Ковач, для меня не имеет абсолютно никакого значения. От вас нужно только то, чтобы вы завершили расследование. Я хочу аккуратный, красивый конец.
– И как вы предлагаете получить такой результат?
– Меня это не интересует. Придумайте что-нибудь. В конце концов, вы же чрезвычайный посланник. Убедите Банкрофта. Скажите ему, что полиция вынесла правильное заключение. Или, если хотите, подыщите виновного. – Тонкая усмешка. – Себя я к этой категории не отношу.
– Если вы его не убивали, если он сам спалил себе голову, какое вам дело до того, что произойдет? Каков ваш интерес?
– Я не собираюсь это обсуждать.
Я кивнул.
– И что я получу в награду за аккуратный, красивый конец?
– Помимо
Я уставился на буквы под ногами, тщательно все обдумывая.
– Франциско Франко, – сказала Кавахара, ошибочно истолковав мой пристальный взгляд как проявление интереса. – Мелкий тиран из далекого прошлого. Это он построил все вокруг.
– Трепп сказала, это место принадлежало католикам.
Кавахара пожала плечами.
– Мелкий тиран, помешанный на религии. Католики всегда находили общий язык с тиранией. Это у них в крови.
Я огляделся вокруг, изображая праздное любопытство, но на самом деле ища глазами автоматическую охранную систему.
– Да, похоже на то. Ладно, давайте разложим все по полочкам. Вы хотите, чтобы я навешал Банкрофту на уши лапшу, обещая взамен отозвать Кадмина, которого сами же на меня и натравили. Вот сделка, которую вы предлагаете?
– Как вы правильно выразились, вот сделка, которую я предлагаю.
Вдохнув дым, я с наслаждением подержал его в легких и медленно выпустил.
– Кавахара, можешь отправляться к чертовой матери. – Бросив окурок на резной каменный пол, я растоптал его каблуком. – С Кадминым я как-нибудь сам разберусь, а Банкрофту скажу, что убила его скорее всего ты. Ну как, теперь ты не передумала по поводу того, стоит ли оставлять мне жизнь?
Мои опущенные по швам руки чесались от желания ощутить грубую шершавую поверхность рукояток пистолетов. Я собирался всадить три пули «немекса» Кавахаре в горло, на уровне памяти больших полушарий, после чего засунуть дуло пистолета себе в рот и разнести ко всем чертям собственную корковую память. У Кавахары наверняка есть резервная копия памяти, но, чёрт побери, надо же когда-нибудь остановиться и выпрямиться во весь рост. Нельзя вечно жить в страхе за собственную шкуру.
Могло бы быть и хуже. Это мог бы быть Инненин. Кавахара с сожалением покачала головой. У неё на лице появилась улыбка.
– Вы нисколько не изменились, Ковач. Много шума и праведного гнева, но на самом деле ничего, кроме пустого сотрясания воздуха. Романтический нигилизм. Неужели вы так ничему и не научились на Новом Пекине?
– «Некоторые области жизни испорчены настолько, что единственной возможностью сохранить внутреннюю чистоту является нигилизм».
– О, это Куэлл, не так ли? Лично я предпочитаю Шекспира, но, полагаю, колониальная культура не заглядывает столь далеко в прошлое?
Кавахара продолжала улыбаться, застыв в позе гимнастки из театра полного владения собственным телом, собирающейся выйти на сцену. На мгновение я почти проникся бредовой уверенностью в том, что она вот-вот начнет танец, подчиняясь монотонному ритму, зазвучавшему из громкоговорителей, скрытых в куполе у нас над головой.