Видящий. Лестница в небо
Шрифт:
– Благословите на службу, отец Никандр! – опускаюсь на колени перед монахом, одновременно сокращая расстояние между нами – ошибку неизвестного повторять не собираюсь.
– Благословляю, дитя. Ступай.
Навстречу крестящей руке с зажатыми бусинами летит тончайший жгут моей силы. Хрена с два кто повторит: для этого надо быть именно видящим.
На негнущихся ногах проделываю весь обратный путь в сопровождении молодого молчаливого монаха, приведшего меня сюда. И держу – на зубах и «морально-волевых» – держу канал подпитки между своим источником и проклятыми теперь четками, накачивая
И только выйдя за стены, позволяю себе чуть-чуть расслабиться и отпустить то немыслимое напряжение, что выдерживал все эти минуты.
Не пережить тебе этой зимы, старик.
Сила сходит с ума, запертая в теле, но возможности дать ей выход пока нет. Не то чтобы боюсь продемонстрировать выброс, но лучше подальше отсюда. Так и иду до станции в сопровождении дождавшегося Земели, опасаясь расплескать клокочущую энергию, напоминая самому себе мужика из анекдота, не рискующего кашлянуть после ударной дозы пургена.
– Год, надо продержаться год, – говорю скорее для себя, чем для пилота.
На станции в вагон сели только мы с ним, так что наблюдателей нет. Да и зачем они, если по задумке хозяина я теперь оболваненная марионетка? Нашим попутчикам сегодня повезло: бурлящую во мне силу я в итоге все-таки смог оформить в стандартное общеукрепляющее воздействие и сбросил в пространство. Больше всего досталось Олегу, который находился рядом, но этот лось и так здоров, так что особого эффекта не почувствует. А вот бабке на соседней скамейке должно резко похорошеть: если ее дети-внуки рассчитывали на наследство, то сочувствую их «горю» – еще пару лет старушка точно проскрипит. Видимо, все в жизни уравновешено: одному старику смерть приблизил, другому – отдалил.
– Узнал, что хотел? – аккуратно спрашивает Земеля, каким-то шестым чувством поняв, что я уже способен общаться.
– О, даже больше, гораздо больше…
Под стук колес обычно хорошо думается. Очередной поезд Петербург – Москва принял нас в свое чрево и мчал в первопрестольную. Видя мою отрешенность, Олег не лез с расспросами, за что я, как обычно, был ему благодарен. Шаман на его месте попытался бы вытащить из меня подробности, Метла – развлечь разговорами, о других из своей команды сказать сложнее – не так хорошо узнал. Но с большой долей вероятности могу предположить, что так же деликатно повел бы себя профессор, китайцы попытались бы накормить (по их мнению, все проблемы – от недоедания), а Борю, скорее всего, пришлось бы развлекать мне самому.
О совершенном поступке не жалел: мог бы… точнее, мог бы безнаказанно – убил бы сразу, как началась обработка, в идеале – и самого бывшего императора, и свидетелей. С особенным удовольствием прикончил бы «дятла»-менталиста, так старавшегося задолбать мои мозги. Но тут вообще надо радоваться тому, что есть: не попадись на глаза лечебный артефакт, оформленный под четки – пришлось бы разрабатывать целую операцию с тайным проникновением и подделкой алиби, а так все вышло само собой. И теперь, чем больше старик будет щелкать заряженными бусинами, тем хуже ему будет становиться. Погибшие в моих опытах крысы – свидетели.
Идея лежала на поверхности: подумав о Круцио, сразу же вспомнил остальные непростительные заклинания: Империо и Авада. Подобием Империо может считаться техника допроса в трансе, хотя над расширением возможностей потребуется еще поработать (мастер-класс мне сегодня показали). А вот с Авадой – лучше бы без рискованных опытов на себе. Добиться остановки сердца через прикосновение было самым легким, проверено на бандитах-инкассаторах, но вот получить эффект, обратный целебному, – о! тут пришлось поизвращаться.
За стариком наверняка одаренные закреплены, но в том-то и фокус, что не-жизнь, как я ее обозвал, – это очередная форма воздействия силой жизни, просто как бы в противофазе к организму. И отличить заряженную таким образом бусину от обычной «лечилки» – не изобрели пока таких приборов. Бушарин в своей лаборатории, по крайней мере, точно не засек разницу между «лечилкой» и «убивалкой». Хорошо еще я тогда догадался пометить экспериментальную батарейку, иначе бы ушла на продажу кому-нибудь из костинских бойцов с общей массой. Даже на мой взгляд она выглядела практически одинаково с обычными. Результаты изысканий напугали меня самого: техника-проклятие вышло неснимаемым, то есть никакие последующие целебные воздействия не помогали. А за такие знания тоже могут прикопать. Поэтому решил пользоваться только в крайнем случае, который представился неожиданно быстро.
В моем представлении итоги встречи могли варьироваться от: «Пошел на фиг, с Новым годом», – до нормального продуктивного разговора с обрисовкой будущего задания и вознаграждения. И я искренне считал, что трезво смотрю на вещи. Но случившееся…
На вероятность такого развития событий я отводил меньше одного процента: все-таки считал, что игра будет гораздо тоньше, и соответственно почти не делал заготовок. Менталист вообще оказался поганым сюрпризом. С ужасом представил себе, что мог бы поехать на встречу, абсолютно не зная, как работают эти техники. А теперь, как говорил Джон Рэмбо, не я первый это начал.
Вполне возможно, я так никогда и не узнаю, что задумала эта шайка старперов, но уж как-нибудь обойдусь без этой информации. Для меня там явно нет ничего хорошего.
Гораздо больше нервировали ментальные закладки, особенно первая, пропущенная. И вроде бы ничего особенного – служить Отечеству я и так был готов, но не получится ли, что под этим лозунгом можно будет заставить меня в будущем сделать что-то против своей воли? Остальные беспокоили меньше, хоть и не факт, что правильно отвел, ведь до этого всего несколько раз под маминым руководством этот трюк проделал, а мать мне ничего плохого по определению не желала. Но тут успокаивало, что порыва бежать и исполнять приказы Гришки не возникло. Более того, от одной мысли о том, что, пока старикан коптит небо, придется изображать послушного болванчика, приходил в дикое бешенство. Надоело жить как колобку, уматывая то от одного, то от другого желающего схарчить маленького бедного меня.
Усталость от пережитого в конце концов взяла верх, но уже на самой грани сна и яви пришла идиотская мысль – пора мне брать прозвище Черный Доктор или нет? С момента попадания я вылечил по большому счету всего троих: Шамана, маму и Гришку. Последний, правда, шефа вряд ли переживет: придется об этом позаботиться. Остальное лечение – мелочовка, не требовавшая большого ума и усилий. И убил лично, извращенными целительскими техниками, тоже троих.
Не, рано: на Черного Доктора не тяну – так, серый санитаришка.