Видящий. Лестница в небо
Шрифт:
– А что здесь? – трясу полученными бумагами.
– Открой, посмотри! – ехидно ухмыляется гвардеец.
Следую совету.
Да, вашу ж мать!
Первым листом в папке лежит приказ о зачислении Васина Егора Николаевича в десятый класс Первой Петербургской общеобразовательной гимназии.
Капитан Рогов уже пять минут стоял в коридоре управления и пялился на врученный кадровиком под роспись приказ. Несмотря на частые подначки коллег, умом Василий не был обижен, а читать начал еще в пять лет, так что проблем по этой части никаких не имел, но содержимое именно этого листа бумаги отказывалось укладываться в его коротко стриженной голове.
«…вывести за штат действующей оперативной группы… явиться в учебный центр для дальнейшего прохождения службы… в должности куратора и сопровождающего…»
– Коляныч, что за хрень? – ворвался он, размахивая приказом, в кабинет майора Светлова.
– Капитан Рогов, смирно!!! Три шага назад!
Словно напоровшись на невидимую стену, капитан демонстративно промаршировал в центр кабинета начальника и вытянулся в струнку согласно распоряжению.
– Господин майор, разрешите обратиться! – строго по уставу гаркнул он.
– Садись, разговор будет непростой, – тяжело вздохнув, перешел на нормальный тон начальник. – Приказ получил?
– Так точно, господин майор! – Рогов продолжал стоять по стойке смирно.
– Обиделся, что ли?
– Никак нет, господин майор! – упрямо талдычил капитан, игнорируя предложенный стул.
– Обиделся… Впрочем, понимаю, сам в недоумении. Короче, Василий, медики на тебя бумагу накатали, дескать, к оперативной работе ты абсолютно непригоден.
– Да я же!.. Медкомиссия же только что была, года не прошло! Геннадий Николаевич, это же хрень полная! – отмер капитан, поняв, что руководитель не имеет к приказу никакого отношения.
– В кои-то веки с тобой согласен, именно она, и именно полная! Я как мог сопротивлялся, но где-то у них на тебя зуб наточен. Все что удалось – это временно перевести тебя в учебку с сохранением содержания.
– Да что мне там делать-то?! Бумажки по полочкам раскладывать? Я ж там через неделю свихнусь!
– А ты постарайся не свихнуться!!! Потому что я кучу нервов убил, организовывая этот перевод! Тебя вообще комиссовать по полной хотели, вылетел бы на улицу – и прости-прощай, служба!
Василий смотрел на начальника совершенно убитым взглядом – к гражданской жизни он был абсолютно не приспособлен.
– И что мне теперь делать?
– Да что ты как маленький-то?! Бери бутылку в презент и дуй к лечилам – разбирайся, что они там нашли. Если они свою писульку отзовут – вернешься в группу. Ну а если не разберешься – значит, будешь в учебке работать. Тоже, между прочим, не худшее место службы. Ты все понял?
– Понял, господин майор!
– А раз понял, то шагом марш из кабинета! Месяц на твое место никого брать не буду, в сентябре новая медкомиссия: до нее чтоб разобрался!
– Так точно, Геннадий Николаевич! – Слегка повеселев, капитан покинул кабинет Светлова и отправился напрямую в магазин: идти к Доку без подношения и впрямь было бесполезно.
– Вася! Ты читать умеешь? «Э-пи-леп-си-я»!!!
– Док! Ты ж нормальный человек, ты меня лично зашивал три раза! Какая на хрен эпилепсия! Да я слов-то таких длинных в жизни не знал, а ты мне в карту эту дрянь пишешь!
– Не-э-эт, Василь! Это не я тебе пишу! Это тебе столичные справочку выписали! Ты, милый друг, какого хрена собачьего там на земельку прилечь умудрился, да так, что тебя потом в больничке неделю держали, а? – обычно интеллигентно выражавшийся доктор Павлинкин после совместно распитого коньяка слегка ослабил контроль за языком.
– Вот, … щенок! Отомстил, сучий потрох! Так и знал, что с ним одни проблемы будут! – начал ругаться Рогов.
– Это ты про бегунка своего?
– Про него, родимого! Про кого ж еще?! Эх!.. Док, ты же свой! Скажи, что мне делать, а?
– В общем, Василь, там история такая: Муромский – это главный у питерских по медицине – сначала считал, что все так и было, как ты рассказываешь. Похвалился, что запросто подвиги этого мальчишки повторит, а дошло до дела – и что-то не срослось у него. То ли дара не хватает, то ли мозгов. Мне коллеги столичные рассказали, что обделался он там перед Милославским по полной. Вот «на радостях» и влепил тебе диагноз в карту.
– Вот… ушлепок! – Ругать столичное начальство было приятно, но бессмысленно: вписанный диагноз от этого не менялся.
– Слабо сказано: его там в управлении все тихо ненавидят, надеялись, что после такого слетит, но как-то вывернулся. Пить еще будешь? – неожиданно перешел к насущному Юрий Алексеевич.
– Мы ж допили уже все?.. – кивнул на пустую коньячную бутылку Рогов.
– У меня спирт есть.
– Наливай!
В процедурной, приспособленной под нужды народа (в лице Рогова и Павлинкина), отчетливо запахло чистым этанолом.
– И с мальчишкой этим дело темное получается. Он – то ли ценный свидетель, то ли еще кто, но трогать его категорически нельзя! – Для пущего понимания Док даже пригрозил капитану пальцем. – Но вот если ты частным порядком стрясешь у него, как он это сделал, то, во-первых, справку эту липовую отзовут обратно, а во-вторых, мало того что тебя восстановят во всех должностях, так еще и наградят чем-нибудь. И будь уверен, награда там немалая будет!
– С чего бы это?..
– А с того, милый друг, что знания такие нашим – тем, кто в поле, – очень пригодились бы! Не все ж, как ты, полный ноль по дару.
– Но-но, у меня целых десять УЕ!
– То-то они тебе помогли!.. – Павлинкин закинул в рот отрезанный скальпелем кусочек колбаски, прожевал, смакуя, и продолжил: – Мальчишка, по слухам, в Москву вернулся, надумаешь – адрес найду, да ты и сам можешь найти, дело наверняка еще в архив не сдали. Выспросишь у него технику – вернешься в опергруппу, нет – останешься бумажки перебирать до конца жизни. В общем, думай сам. Но управление в эти дела нельзя вмешивать никаким боком, все только частным образом!