Видят ли березы сны
Шрифт:
Друг за другом с разницей в год, Анастасия и Мари вышли замуж. Сколько было суматохи. Сколько слез и радости. А потом дом опустел. Перед ее глазами проходила целая жизнь, только в ней она была лишь сторонним наблюдателем. Все вокруг менялось, неизменно было только одно, ее место подле старушки. Не то чтобы она была не счастлива, но и счастьем это не назовешь.
Конечно, справедливости ради, необходимо заметить, что Анна не совсем была лишена мужского внимания, а скорее наоборот, ей нередко их оказывали.
Например, учитель музыки, который был частым гостем в доме Лаптевых и давал уроки скрипки для Мари. Персонаж по большей части положительный
Учителя музыки звали Азарий, будто бы одного странного вида, оказалось мало и ему было даровано не менее странное имя. Он был высок, худощав и сутул, так что издали больше напоминал вопросительный знак, а волосы носил редкие, но длинные, по всей видимости, длиной компенсируя количество. Голос же имел монотонный, лишенный эмоций, а речь невнятную и неразборчивую. Толи данное обстоятельство являлось частью его натуры, толи результатом пятикратного пригубления каждые двадцать пять минут неизвестной жидкости, находившийся во фляжке нагрудного кармана, сие доподлинно неизвестно. С другой стороны, выносить музыкальные этюды, лишенных таланта барышень, в трезвом уме мало кому было под силу.
Однажды, набравшись смелости он «пылко» признался Анне в любви. Без труда сдержав столь «бурный» натиск, она ласково погладила его по руке, твердо сказав – нет. Что за грустная мелодия жизни ждала бы Анну, прими она предложение.
Был еще один поклонник, почтенного возраста отставной унтер-офицер. Познакомились они на масленичных гуляниях. Ах, что это были за гулянья, пожалуй, ни один праздник не проходил в России так весело и с таким широкий размахом, олицетворяя собой размах русской души, правда в ее языческом проявлении. Праздник тот был без меры: тут тебе и ледяная горка, и дед зазывала, рассказывающий о своих похождения так, что щеки незамужних девиц горели нежным румянцем, а замужних заставляли заливаться громким смехом, и масленичный столб с призовым петухом, а уж всевозможных блинов и лепешек на каждом углу было не счесть, тут тебе и со сметаной и с брусникой и с липовым медом.
А катание на санях, спрос на лошадей был так велик, что запрягали в сани, как восхитительных скакунов, так и старых грустных кляч. Украшали лошадей разноцветными лентами и колокольчиками, а ездили с такой скоростью, что и во хмелю становилось страшно.
В тот день Анна с подругой Женечкой уплетали блины с медом за обе щеки и зачарованно смотрели на высокого крепкого парня, раздевшегося по пояс, обнажив широкие ладно сложенные плечи. Оставив сапоги на снегу, под возгласы улюлюкающей толпы, он ловко карабкался голыми руками и босыми ногами на масляничный столб.
– Эк, каков молодец, много ума не надобно, лазить по столбам, – раздался сзади чей-то мужской голос. Девушки с любопытством обернулись. Перед ними стоял уже не молодой, но по провинциальным меркам все еще видный мужчина. Фигура его была рослая, но до крайней степени несуразная, в той мере, что вопреки требованиям, предъявляемым к мужской фигуре, все его части тела были одинакового размера. Плечи, грудь, торс и бедра – все едино, отчего он напоминал длинный французский багет, а глубоко, запрятанные глаза, и пышные, свисающие вниз усы, делали его похожим на немецкого дратхаара. Однако, чем больше он выпячивал грудь вперед, подчеркивая свою важность, тем более нелепым казался.
– Разрешите представиться, отставной унтер-офицер, Александр Валерьянович Фомочкин, – и по привычке встав на выправку, отдал честь. Польщенные вниманием девушки, расплылись в улыбке, наперебой называя свои имена. Не часто на рыболовецкий крючок попадает столь откормленный улов.
Приободренный благосклонностью дам, отставной военный решил продолжить знакомство и указав пальцем на блины с медом в руке Анны произнес:
– Вот, это дело для настоящего мужчины.
Увидев, что фраза не возымела успеха, а вызвала скорее недоумение, нежели восхищение, чертыхнулся про себя, а позже и вслух. В сотый раз он клял себя за неумение общаться с дамами, неизвестно откуда при виде барышень, накатывало волнение, а с губ срывались сумбурные фразы, сказанные не вовремя и не к месту. Такими темпами его и без того, затянувшееся до неприличия вдовство, закончиться не скоро, – горестно подумал он.
Но тотчас поспешил все разъяснить и пустился в пространные рассуждения:
– Я, знаете ли, барышни, – важно начал он, – занимаюсь пчеловодством. Так что может так статься, а скорее даже более чем вероятно, что мед на ваших блинах сделан моими пчелами. – Что ж, и эти слова не произвели должного эффекта, но не теряя надежды продолжил: – у меня все по-научному, я выписываю специальные журналы, пчеловодство это знаете ли целая наука, не хуже арифметики. Пчелы мои довольны, а оттого и мед сладок. Настроение пчелиное, я вам скажу, очень даже на вкус меда влияет. У меня самый лучший мед в губернии, настоящее разнотравье, стоит мне мед попробовать, я легко пойму, хорош он или нет, и с какого цветка собран акация ли это, одуванчик ли, а если попадется молочай, то мед станет густой и темный как патока, с горчинкой, отменный мед, – все это он произнес медленно, растягивая слова, перекатывая буквы во рту, будто мед смакуя.
Озорные дерзкие шутки так и вертелись на языке Анны, но увидев, с каким неподдельным интересом лекцию про пчеловодство слушает ее подруга, решила лучше занять рот блинами.
Оставшуюся часть масленицы они провели уже в компании пчеловода. Глядя на опьяненный, словно медовухой, взгляд своей подруги, внимающий каждое его слово, Анна ткнула ее в бок и с ели сдерживаемым смехом прошептала: – Не думала я, подруженька, что ты такая любительница меда. У нас в доме стоит целая банка, что ж ты не сказала то. – Но подруга, в столь важный момент, шутки не оценила и лишь гневно зашикала, а глазами метнула молнии.
Анна уже порядком притомилась от этой пчелиной компании, Александр Валерьянович, не оставлял их ни на минуту, словно толстый шмель кружил над цветком, желая испить его нектар. И все говорил и говорил, и говорил, и говорил… о пчелах. Его монотонный голос слился в одно протяжное жужжание. Каково же было удивление Анны, когда она поняла, что несмотря на отсутствие с ее стороны интереса, назойливая пчелиная лекция предназначается по большей части ей.
– А знаете ли, Анна Тимофеевна, из чего самый лучший мед, из чабреца и клевера, сладкий, а цвет, цвет какой, золотой янтарь, словно глаза ваши…, – мечтательно прожужжал пчеловод.