Видят ли березы сны
Шрифт:
Ну что за пчелиный Ромео, – подумала Анна, – нет, право слово, так сильно я мед не люблю.
Вот и подошли к концу народные гуляния, сожгли чучело масленицы, и, улучив момент, откланявшись перед загрустившим поклонником, Анна, молниеносно взяв сопротивляющуюся подругу крепко под руки, утянула ее в толпу, а потом и вовсе затерялась.
Стоит признаться, после той масленицы подруга две недели отказывалась видеться и разговаривать с ней.
Однако ничто в жизни не вечно, и однажды придя в дом Лаптевых и по привычке постучав в дверь, вопреки ожиданиям, дверь ей открыл хотя и тот же Никифор, но одетый в парадный траурный костюм.
Также как и три года назад она присела на краешек синего атласного стула, вышитого прекрасными райскими птицами и розовыми фуксиями. Она уже привыкла и к этой гостиной, и к молчаливому Никифору, и к старушке, и даже к самой купчихе Лаптевой, но повторюсь, ничто в этой жизни не вечно. И теперь, Анна чувствовала и свободу, и пустоту, как заключенный с одной стороны рад избавиться от тяжелых оков, но вместе с тем проведя в заточении слишком долго, не знает что с этой свободой делать.
Через минуту спустилась купчиха, с ног до головы, одетая, в заранее припасенное, уже лед дцать как, для этого случая черное траурное платье. Они обменялись короткими фразами и принятыми словами соболезнования. Больше им говорить друг с другом было не о чем.
Подали чай.
– Дорогая Анна, нет слов, чтобы выразить, как я вам благодарна за заботу о матушке, вы были ей не только компаньонкой, но и верной подругой, в ее последние годы жизни. Ничто не предвещало беды, матушка была вчера вечером в добром здравии и хорошем расположение духа. Отменно и с большим аппетитом отужинала…и… А по утру, ее не стало. Как печально и пусто будет без маменьки, особенно после того как мои девочки упорхнули из дома, – и Лаптева украдкой вытерла слезы, то были слезы скорби по себе, слезы надвигающегося одиночества и старости.
Анне и впрямь было жаль старушку, за все время, проведенное вместе, волей неволей она успела привязаться к ней, их совместный ежедневный ритуал: чтение, прогулка, обед – делал жизнь стабильной, предсказуемой, и даровал спокойствие, компенсируя отсутствие событий, которые должны происходить в жизни молодой незамужней девушки. Она посмотрела на пустое кресло, в котором еще вчера сидела Домна Федоровна, еще вчера она укутывала ее сухонькие ножки в плед, и вот, как и не было вовсе человека, он остался только памятью в сознании людей, кто знал его. Но и память не вечна.
Анна думала о своих родителях, которые были уже не молоды, о неотвратимости будущего, о предопределенности финала, когда голос купчихи прервал ход ее грустных мыслей:
– Дорогая, есть ли вам куда пойти работать?
– А, простите, задумалась, нет, не куда, вернее я не думала еще об этом, все произошло так неожиданно, – сказала вслух Анна, – хотя неожиданного в том было мало, – в то же время подумала про себя.
Ей и правда не куда было пойти, то место в школе, где она работала, уже давно было отдано другому человеку, больше свободных вакансий, соответствующих ее профессии и навыкам, в городе не было. Мало кому нужен французский, в городе, где русской грамоте то обучен не каждый.
– Да, совершенно с вами согласна, кто бы мог подумать, – и купчиха снова начала пересказывать события вчерашнего вечера и утра, пока закольцевав разговор, не вернулась к тому, с чего начала: – Ах да, я вот что хотела сказать, – спохватилась Лаптева, – сестра моего покойного мужа, ах, какой замечательный был человек, все его уважали, справедлив он был и к слугам и к крестьянам, такого человека уж теперь не сыщешь. Так о чем это я, ах, да, вспомнила, сестра моего мужа, ищет гувернантку для своих дочерей семи и восьми лет, сейчас надежный человека с безупречной репутацией, и высокими моральными принципами, такая редкость. Молодые люди в больших городах, в погоне за деньгами давно их утратили, только в провинции сохраняются исконные и «правильные» традиции. Сейчас все хотят гувернанток француженок или англичанок, но знаете ли, книжку читают не по обложке, или как там говорят, ну да не важно, у моей родственницы по мужу, был печальный опыт, знаете ли, они вынуждены были уволить гувернантку француженку, в виду произошедшей пикантной ситуации, – сделав театральную паузу купчиха многозначительно посмотрела на Анну, но в подробности пикантной ситуации вдаваться не стала, по всей видимости, та должна была догадаться сама, о чем идет речь, – но вы моя дорогая, в ваших моральных принципах я уверена, вы образец добродетели и высокой нравственности, – заключила Лаптева. Странное дело, но столь высокая оценка ее моральных качеств из уст купчихи не только не польстила ей, но и вызвала в сердце горечь. Как будто из этого следовало, что грешить это удел лишь красивых и богатых, а остальным остается лишь хранить и оберегать добродетель.
Но вслух лишь ответила: – Боюсь, вы слишком добры.
– Правильно ли я понимаю, что ты согласна, Анна?
– Да, конечно, для меня будет честью и превеликим удовольствием учить двух ваших племянниц, я приложу все усилия, дабы не разочаровать вас и оправдать ваши надежды, – не раздумывая ни минуты, ответила Анна. Да и раздумывать было не над чем, такой шанс для провинциальной, хотя и образованной бедной девицы выпадает только раз. Обеспеченные дворяне и состоятельные купцы все больше предпочитали гувернанток француженок или англичанок, в общем, любой иностранец казался им кандидатурой более подходящей, нежели соотечественник.
Вопрос был решен, так что пора было прощаться, Анне был выдан расчет и рекомендательное письмо, и адрес купца Кузнецова, с подробной инструкцией как добраться, чтобы не заплутать.
Возвращаясь домой, и сжимая в руках письмо – пропуск в новую жизнь, Анна едва ли понимала на пороге каких перемен стоит, как кардинально изменится ее жизнь, в тот день когда она выпорхнет из под родительского крыла. Она будто цветок в зимнем саду хотя и выращенный в любви, заботе и неге, но своими листьями неизменно тянущийся на живой свет. Пришло время испытать и зной солнца и шквалистый ветер и проливной дождь, словом все, что и является жизнью, ибо как бы не было хорошо в зимнем саду, любое растение или другое живое существо, должны жить на воле.
Сколько слез радости и печали принесло родителям известие о ее скором отъезде.
Время, отведенное до отъезда, Анна находилась в приподнятом настроении, в эйфории, в ожидании новых впечатлений, новой жизни, но когда пробил час, на нее напала такая свинцовая тоска и стали одолевать такие тревожные сомнения, уж не ошиблась ли она, приняв данное решение, рискуя потерять все, отправившись в пугающую неизвестность.
Но менять что-то было уже поздно. Все как в ремесле писателя, вначале ты пишешь повесть своей жизни, уверенно чувствуя себя властителем судьбы, но следом быстро понимаешь, что скорее судьба ведет тебя теми тропами, которые были тебе предначертаны, а твой удел, лишь следовать им. А все что в твоих силах, так это держать свет в руках, чтобы не упасть, плутая в потемках жизни.
Прощание было тяжелым, слезы родителей, объятия, и снова слезы. Тщетно пытаясь их утешить и успокоить, она как никогда соглашалась со всеми наказами: и одеваться теплее, и хорошо питаться, и быть осторожной, не забывать молиться и еще много-много других. Но час расставания настал. И со словами «долгие проводы, лишние слезы» они простились.
Решено было ехать на перекладных, так что до станции она отправилась одна. И когда багаж был погружен, а лошади тронулись Анна, наконец, дала волю чувствам и горько заплакала.