Вихри эпох
Шрифт:
– Как? – кивнула в сторону камня Адис, подсаживаясь рядом с Ри-ченом.
– Здорово! – весело мотнул головой охотник. – Река. Иду, копьё! – Ри-чен не удержался, вскочил и начал показывать, как он крался вдоль реки, потрясая воображаемым копьём.
«Рыба. Радость, еда, хорошо», – думал Стун, счищая со щуки чешую куском кремния.
Мысли Стуна, как и его соплеменников, не отличались глубиной, однако при последовательной связке различных категорий ему подчас удавалось продумывать довольно сложные логические схемы. При этом, хотя выразить языком свои выводы Стун никогда бы не смог, сам охотник хорошо понимал, что он имеет
Однако иногда, как правило, перед сном, в голове пожилого охотника начинали метаться обрывки каких-то непонятных воспоминаний, образов, которые сознание Стуна воспринять не было способно – и тогда он начинал беспокойно ворочаться под шкурами, пытаясь прогнать беспокойные мысли прочь.
Так случилось и сейчас. Покончив со щукой, Стун медленно отложил камень в сторону и опустил руки на свои колени.
Перед глазами Стуна вдруг появился белый и чрезвычайно яркий свет. Какие-то громкие и непонятные шумы наполнили голову охотника… Казалось, ещё чуть-чуть, и Стун вспомнит что-то очень важное – но нет. Как и во все прошлые разы, мысли охотника так же внезапно успокоились, оставив в покое его первобытный рассудок.
Стун медленно поднялся, тщательно вымыл в реке руки от склизкой чешуи и понёс добычу Ри-Чена обратно к костру. Взгляд его был задумчив и грустен одновременно.
Каким-то глубинным чувством – хоть он и не знал таких слов, чтобы объяснить это – Стун догадывался, что его беспокоит.
Его беспокоила неизвестность.
Неизвестность, о которой молодые головы его соплеменников, постоянно занятые мыслями об охоте и выживании, пока ещё не задумывались.
Его беспокоило то, что он не знал, что было с ним раньше. Стун помнил вчерашний день, день перед ним, день, когда их хижину затопило, день, когда от костра загорелся лес и им пришлось спасаться бегством; он помнил, что было в прошлый сезон жары, в прошлый сезон холода – но что было до этого, Стун не знал. Не помнил. Два сезона – и всё. Предел.
Слов в языке Стуна не хватало для осмысления этой проблемы, но внутренним чувством он догадывался, что ни Кац, ни Адис, ни Ри-чен также не помнят ничего, кроме их скитаний по этому лесу.
И вновь, и вновь охотник безмолвно спрашивал сам себя, что же за образы начали появляться у него в голове.
День пролетал за днём, и забот у небольшого племени было более чем довольно. Шкур всё ещё было недостаточно для периода холода, неумолимое приближение которого становилось всё заметнее.
В один из последних дней сезона жары Кац сидел рядом со Стуном, помогая ему затачивать дротик. Из прочных стволов молодых елей получались очень крепкие копья, но, чтобы ими можно было проткнуть крупную рыбину – или кролика, если повезет – их необходимо было заточить до невероятной остроты.
С учетом того что в распоряжении охотников были лишь куски кремния, дело предстояло довольно кропотливое.
Кац раскалил на огне кромку камня и с силой прошёлся по свежесрезанному стволу. Острая грань с шипением снимала дерево слой за слоем, превращая кусок древесины в орудие.
Стун, переворачивая на деревянной рукоятке свой кусок кремния в огне, посмотрел на широкий шрам на тыльной стороне своей ладони.
Охотник нахмурился.
Этот шрам был также одной из причин его волнений – его сознание смутно догадывалось, что сам по себе такой след на руке появиться не мог (хотя в этом Стун тоже уверен не был), но когда и как он появился – охотник не имел ни малейшего понятия.
Забыв про кусок кремния, Стун молча вглядывался в свою руку, беззвучно шевеля губами. Внезапно острая боль от ожога пронзила его ладонь – и охотник непроизвольно вскрикнул.
Кац удивлённо посмотрел на него:
– Что?
– Огонь, – буркнул Стун, показывая взглядом на свою руку.
– Плохо, – покачал головой молодой охотник, умудрившись выместить в этом лаконичном замечании одновременно сочувствие, удивление и предложение пойти отдохнуть и предоставить выполнить всю оставшуюся работу ему.
Стун мотнул головой.
– Нет, – ответил он. – Делаю.
Стун приготовился продолжить обтёсывать ствол, как вдруг он снова почувствовал боль в руке. С удивлением посмотрев на руку, охотник понял, что это за ощущение: его воспоминание о том, как он получил свой шрам.
Вновь в голове пожилого охотника закрутились непонятные образы.
Морщась и хмурясь, Стун смотрел на свою руку, пытаясь понять, что за картины возникают у него в голове.
Стун увидел, как он стоит посреди… чего? Что-то очень светлое… большое… и вдруг боль в руке. Огонь. Какой-то странный огонь – не такой, как в костре. Он…
Стун вдруг понимает, на что похож этот огонь. Он уже видел его несколько раз на небе. Только тут он был гораздо меньше, и…
Охотник уже не понимал, явь это или опять какой-то из его многочисленных беспокойных снов. Картинки в голове сменялись одна за другой, но что они означали, Стун понять не мог. Зато он знал другое: он вспомнил, как он здесь появился – они вышли из этой светлой пещеры.
Вскочив на ноги, Стун начал метаться из стороны в сторону вокруг костра, перепугав Каца, отложившего в сторону недоделанное копьё и в изумлении глядевшего на безумную пляску своего соплеменника.
Бессильно махнув рукой, Стун всхлипнул и вдруг сорвался с места, помчавшись вглубь леса, в сторону от реки, туда, где дымил огромный вулкан. Тяжело дыша, охотник мчался сквозь дремучие заросли, оправдывая своё имя: стун – шум, грохот.
Понятия времени и расстояния у Стуна и его собратьев не было или было совершенно смутным: как более-менее чёткая единица времени воспринимался один световой день, поэтому охотник не мог даже примерно представить, сколько времени он бежал по лесу. Наконец, окончательно выдохнувшись, Стун перешёл на шаг и вышел на открытую поляну.
Хватаясь за свою голову, Стун медленно брёл среди высоких зарослей. Ступни его были сбиты в кровь, а руки устало болтались у пояса. Бессильно сжимая и разжимая кулаки, охотник шёл, с шумом вдыхая и выдыхая воздух, что-то бормоча и периодически издавая горестные крики.
Зато охотник хорошо знал, куда ему надо идти – вверх, в гору, вдоль тоненького и извивавшегося между соснами ручейка, прямо по звериной тропе.
Пройдя так ещё какое-то время и вновь углубившись в чащу, Стун насторожился. Тут и там стали попадаться поваленные деревья, многие из которых были просто-напросто переломлены пополам. Удивлённо оглядывая изломанные в щепки толстые стволы, торчавшие из земли, охотник медленно продвигался вперёд, озабоченно оглядываясь.