Вик Разрушитель
Шрифт:
Княгиня улыбнулась, снова посмотрев на меня с изучающим любопытством.
– Вик, я знаю Ивана Олеговича не так давно, и наша встреча случилась только сугубо из-за тебя. Узнав, что ты хочешь выступать на каком-то турнире, захотела тебе помочь.
– Чем, Аксинья Федоровна? – вежливо спросил я. Эта женщина даже не удосужилась навести справки о «каком-то» турнире, и что от нее ожидать? «Скелет» новомодный подарит?
– Я могу оплатить твой взнос, – милая женщина так пристально смотрела на меня, что я смутился. –
Появился официант с подносом. Молча расставил заказы и с поклоном удалился.
Булгаков машинально покрутил в руках сигару и сунул ее в нагрудный карман пиджака, а вот коньяк пригубил. С прищуром посмотрел на мою удивленную физиономию, которую я, впрочем, не скрывал.
– Вы хотите оплатить сто пятьдесят тысяч за неизвестного вам человека? – на всякий случай переспросил я. – Но почему? И что я должен за это сделать?
Бесплатный сыр бывает в мышеловке! Сигнал тревоги бьет по вискам, но мне так хочется выступить в битве экзоскелетов, что готов отмахнуться от зудящего чувства опасности.
– Ничего! – улыбается княгиня. – Взамен я потребую лишь права на гостевую ложу, чтобы посмотреть на твое выступление. Займетесь, Иван Олегович?
– Несомненно, – Булгаков допил коньяк и поднялся. – Я свяжусь с организаторами соревнований, кто у них там заведует распределением важных гостей – и дам знать. Как почетная гостья от семьи Булгаковых. Вас устроит?
– Буду признательна!
– В таком случае, мы все устроим. Вик, я буду ждать тебя в машине. Княгиня хочет с тобой поговорить наедине. Всего доброго, Аксинья Федоровна!
Булгаков уходит, а женщина терпеливо ждет, пока я расправляюсь с мороженым. Несмотря на потрясение от щедрого предложения, лакомство исчезает с поразительной быстротой, не имея права на долгое любование им. Холодные шарики, посыпанные шоколадной крошкой, уже начали оплывать, превращаясь в коричнево-белые лужицы.
– Вик, а ты знаешь, кто твои родители? – вдруг спросила княгиня.
– Разорившиеся дворяне, – отвечаю так, как меня учили. – Они умерли, я сирота. А господин Булгаков решил меня взять под опеку до совершеннолетия.
– А как тебе жилось, Вик? Кормили хорошо?
– Нормально, – пожимаю плечами. – Выжил как-то, с голоду не помер! Вы бы видели, какой я из приюта в Москву приехал! На мне пуговицы не застегивались!
Княгиня рассмеялась, а нотки тоски все равно присутствовали. Может, у нее сын умер? Вот и хочет кому-то помочь в жизни. Я таких историй наслушался в приюте. Частенько по ночам кто-нибудь из пацанов рассказывал о таких счастливчиках, кому помогали высокие дворяне. Личная трагедия или еще что-то зачастую толкала этих людей на благотворительность.
– Ты такой веселый! – сказала Аксинья Федоровна. – Приятно смотреть. А насчет взноса не беспокойся. Я все устрою. Иван Олегович обещал посодействовать. Переведу нужную
– Аксинья Федоровна, а почему вы мне помогаете? – решил я спросить. Иначе не прощу себе, если не раскрою тайну этой женщины.
– Мой сын…, - княгиня вдруг замолчала и приложила платок к уголкам глаз, тщательно их промокая. – Нет, Вик, я не могу сейчас ничего рассказать. Просто доверься мне.
Точно, у нее был сын, поэтому она и меценатствует, чтобы залечить рану на сердце. Несчастная женщина!
– Я нисколько не опасаюсь вас, – возразил я, прикладываясь к холодному лимонаду. После мороженого хочется смыть липкую сладость с нёба и языка. – Весьма благодарен вам за помощь! Только не знаю, когда смогу отдать такую большую сумму! Лет через десять, не раньше.
Снова заливистый смех. Рука княгини прикрывает мою руку и легонько сжимает.
– Скажу тебе по секрету, что ничего отдавать не нужно, – зубы у Аксиньи Федоровны ровные, белоснежные. – Ни через десять лет, ни через сто. Это мой подарок.
– Но за что? – восклицаю я. – Почему именно я?
– Ты похож на моего сына, – легкая тень набежала на лицо собеседницы. – Этого достаточно. У меня в Новгороде есть родственники, к которым я частенько езжу. Просто случайно мне попались фотографии ребят из приюта. Существует императорская программа по усыновлению сирот. Снимки детей публикуются в каталогах, чтобы кто-то из взрослых мог посмотреть и оценить, кого можно усыновить или удочерить. Там и увидела тебя. Мне так было больно, что в тот момент не могла забрать тебя из приюта!
Опять слезы. Платочек порхает от одного глаза к другому. Да, я помню, что к нам приезжал фотограф и целый день проводил «сессию», как он выразился. Мне тогда было лет десять. После его визита мы осаждали Барыню чуть ли не месяц, канючили, чтобы нам фотки дали. Оказывается, вот куда они пошли. В каталоги.
Мне слегка не по себе. Не люблю плачущих девчонок, а о женщинах вообще разговор не идет. Слезы – это очень страшное оружие, как мне «по секрету» сказал Сидор. Женщины всегда пользуются мокрыми глазами, чтобы получить свое. Я попытался выяснить, о чем идет речь, что значит «свое», но инструктор неопределенно отмахивался и не раскрывал страшную тайну взаимоотношений мужчин и женщин.
– Извините, – бормочу я. Мне действительно жаль княгиню, потерявшую своего сына. Хочется сделать для нее что-то хорошее, доброе. Но сижу как болван, уткнувшись взглядом в пустую вазочку, где скопилась лужица растаявшего мороженого.
– Да все в порядке, – махнула рукой госпожа Мамонова, решительно пряча платок в сумочке. – Все, хватит рыдать. Мне так легко на сердце стало, Ан… Вик, если бы ты знал! Спасибо тебе! А взнос за тебя я уплачу, не переживай. Если понадобятся средства, ты только скажи Ивану Олеговичу. Он со мной свяжется, и мы решим проблему.