Викинг. Страсти по Владимиру Святому
Шрифт:
В Полоцке решили:
– Сами отомстим!
Только что теперь делать с сестрой, Рогнеда крута, может и в Полоту с верхней башни прыгнуть. Или вон в погребальный родительский костер.
Рогнеда поняла их сомнения, глядя сухими горящими глазами, заверила:
– Я ничего с собой не сделаю, пока не отомщу. Сама в седло сяду и меч в руки возьму, чтобы иметь возможность ему горло перерезать!
Все, кто слышал, не усомнились, что так и будет.
Погребальный костер полоцкого князя был огромен. Вместе с ним по настоянию Рогнеды положили и всех полочан,
Троих убитых новгородцев хоронить не стали и родственникам их трупы отдавать тоже, выбросили за городские стены на съедение птицам и зверям.
В центре города на площади, где князь Рогволод совсем недавно собирал людей, чтобы объявить о предстоящей свадьбе своей дочери Рогнеды с киевским князем Ярополком Святославичем, теперь бушевало пламя. И Рогнеда, глядя на рвущиеся к небу языки, шептала клятву о мести, обещая убить князя Владимира Святославича!
Княжну поддержали и кривичи, Рогволода, несмотря на его жесткую руку, любили и уважали, страшная гибель князя была ударом для его людей. Как ни скрывали, но большинство догадалось о бесчестье Рогнеды Рогволодовны, особенно когда князь Ярополк не забрал названную невесту в Киев. В том не было ее вины, но поплатилась она. Владимир не просто убил родителей полоцкой княжны, он погубил и ее жизнь. Теперь им вдвоем не жить.
Отомстить и за смерть родителей, и за сестру должны Рогволодовичи, это их святая обязанность.
Сразу после погребальной тризны в разные концы Полоцкого княжества поспешили гонцы с сообщением о подлости князя Владимира Святославича. Несли весть об убийстве князей, об отвергнутом сватовстве, вот только о бесчестии Рогнеды ни слова. Не стали братья о том никому поверять, даже из слуг мало кто знал, хотя многие быстро догадались…
В ответ на страшную весть в Полоцк потекли вооруженные люди, княжество было готово мстить за Рогволода и его княгиню.
– Не Новгороду объявляем войну, но князю Владимиру Святославичу! Пусть его выдадут на расправу! – такое послание полетело на Волхов.
Но Рогволодовичи опоздали…
Глава 2
Варяг
В Новгороде была ночь, когда в дверь княжьей опочивальни постучал слуга:
– Князь, тебя Добрыня Никитич кличет. Срочно.
На постели вскинулась Алохия:
– Что случилось?
Владимир раздраженно отмахнулся:
– Ничего, спи!
Нелюбимая жена не радовала даже пышным, послушным телом. Именно послушанием и раздражала, своей готовностью подстроиться, сделать, как лучше ему. А князю хотелось сопротивления, уже которую ночь он невольно вспоминал бешеную ярость полоцкой княжны. А Алохия? Наверное, и в таком страшном случае постаралась, чтобы насильнику было удобней!
Понимал, что несправедлив к жене, нечестен с ней, но поделать с собой ничего не мог.
Но сейчас не до Алохии. Дядя никогда не звал его посреди ночи, если возникали какие-то вопросы, решал их сам и только потом вскользь упоминал об этом племяннику. Новгородом правил Добрыня, а не его племянник-князь. И с этим никто не спорил, в том числе сам Владимир.
Вызов посреди ночи означал какую-то немыслимую опасность.
Что душой кривить, Владимир и сам понимал, откуда может быть эта опасность, но он все равно надеялся на умение дяди все рассчитать заранее, обо всем договориться или защитить, если договориться не удастся.
И все же, что случилось? Оскорбленный Ярополк вызывает его в Киев? Вознамерился устроить судилище там?
Добрыня Никитич мерил шагами свою опочивальню, покусывая ус.
Впервые в жизни Владимир видел, чтобы дядя был так встревожен. Князю казалось, что Добрыня Никитич всегда спокоен и уверен в себе, его ничем не испугать, он знает, что и когда сделать, как поступить, и словно предвидит последствия любого поступка.
Почему же теперь он так волнуется?
Но спрашивать об этом нельзя, не ответит.
Добрыня сказал сам:
– Из Полоцка весть принесли. Рогволодовичи против тебя силу собирают и в Новгород прислали, чтобы тебя выдали за убийство князей. Я пока гонца перехватил, да только надолго ли спрячешь.
– А… Рогнеда? – осторожно поинтересовался князь.
– Сдалась тебе эта девка! – разозлился Добрыня. – Попугал бы и ладно, так нет, полез со своим… на непаханое поле. А Рогволода зачем убить приказал?
Дядя обвинял его в том, что сам же и затеял. Это означало, что дело плохо.
– Что теперь делать?
– Не знаю! – почти взревел Добрыня. – Если новгородцы узнают, в чем Рогволодовичи тебя обвиняют, то, чем подвиги совершал, сами отрежут.
Мгновение Владимир смотрел на дядю с недоумением, да ведь Добрыня сам призвал наказать девку в случае отказа, пусть, мол, Ярополку достанется порченой. Сказать об этом не успел, Добрыня заявил:
– Бежать надо спешно.
– Бежать?!
– Завтра будет поздно.
– Ночь на дворе. Алохия с Вышеславом спят.
– Ты никак бабу с собой тащить собрался? Племянник, ты глуп. На кону его жизнь, а он о бабе думает. Алохию отец защитит, у него силы достанет, а тебя некому.
– Так и я могу Ставровых людей поднять, к тому же наши собственные дружинники есть. Да новгородцы встанут. Неужели полочан не осилим?
– Думаешь, Ставр станет за блудливого зятя своих людей класть? Или новгородцы за тебя стеной встанут, чтобы ты и дальше их девок портил? Нет, Владимир, Новгород больше не твой, он тебя выдаст на съедение. Хорошо если твоего Вышеслава княжить оставят. Бежим.
– С Алохией и сыном попрощаться хочу.
Но Добрыня не позволил и этого. Бежали как тати в ночи на небольшой ладье с тремя только дружинниками, захватив запасную одежду, оружие и большой ковчежец с золотом. Владимир смотрел на чернеющие на предрассветном небе крепостные стены новгородского Детинца и гадал, сможет ли вернуться. И вообще, куда они плывут, где может найти пристанище опальный князь?
А вот это загадка, ведь в Киев ему нельзя, Ярополк только и ждет, чтобы наказать обидчика. Вернее, пока не ждет, но дурные вести быстро летят.