Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
— Я не могу себе представить, — заговорила Мария, делая последнюю попытку, — что завтра и послезавтра я не увижу вашего величества. Не могу представить, что мне придется вести печальную жизнь вдали от Парижа, что губы старика, чуждого мне, будут прикасаться к той руке, которую теперь держите вы. Нет, нет, не могу думать об этом; сердце мое разрывается от отчаяния…
И действительно, Мария зарыдала.
Растроганный король поднес платок к губам и подавил глухой стон.
—
Король не отвечал.
Мария взглянула на него, как Дидона на Энея в полях Элизиума, с гневом и презрением.
— Прощайте же, — сказала она. — Прощай, жизнь, прощай, любовь, прощай, небо!
И она сделала шаг в сторону. Король остановил ее, схватил ее руку и прижал к губам. Отчаяние взяло верх над его решимостью: он уронил горячую слезу на прелестную ручку. Мария вздрогнула, как будто эта слеза действительно ее обожгла.
Она увидела влажные глаза короля, его бледное лицо, его сжатые губы и воскликнула с непередаваемым выражением:
— Ах, ваше величество, вы король, вы плачете, а я уезжаю!
Вместо ответа король закрыл лицо платком.
У офицера вырвался такой громкий вздох, что обе лошади испугались.
Разгневанная Мария Манчини отвернулась от короля, бросилась в карету и крикнула кучеру:
— Поезжай! Скорей! Скорей!
Кучер повиновался, ударил по лошадям, и тяжелая карета покачнулась на скрипучих осях. Король Франции остался один, в раздумье, в отчаянии, не смея взглянуть ни вперед, ни назад.
Глава 14
КОРОЛЬ И ЛЕЙТЕНАНТ ОБНАРУЖИВАЮТ ХОРОШУЮ ПАМЯТЬ
Король, как все влюбленные в мире, долго и пристально смотрел в ту сторону, где исчезла карета, уносившая его возлюбленную; сто раз он оборачивался и наконец, успокоив немного волнение сердца и мыслей, вспомнил, что он не один.
Офицер все еще держал лошадей под уздцы, все еще надеялся, что король изменит свое решение.
«Есть еще возможность, — думал он, — остановить карету: стоит только сесть на коня и догнать ее».
Но лейтенант мушкетеров обладал слишком смелой и богатой фантазией; она далеко оставляла за собою воображение короля, которое никак не могло возвыситься до такого полета.
Он просто
— Все кончено… Едем!
Офицер, подражая его движениям, его медлительности и грусти, медленно и печально сел на лошадь.
Король поскакал. Офицер последовал за ним.
На мосту Людовик обернулся в последний раз. Офицер, терпеливый, как бог, у которого позади и впереди вечность, все еще надеялся, что к королю вернется энергия. Но тщетно. Людовик выехал на улицу, ведущую к замку, и к семи часам вернулся во дворец.
Когда король вошел в свои комнаты и офицер заметил (он все замечал!), что в окне кардинала приподнялась штора, он глубоко вздохнул, как человек, с которого снимают тяжкие оковы, и сказал вполголоса:
— Ну, брат, теперь уж кончено!
Король позвал приближенного.
— Я никого не принимаю до двух часов, вы слышите?
— Ваше величество, — ответил приближенный, — вас хотел видеть…
— Кто?
— Лейтенант ваших мушкетеров.
— Хорошо! Впустите его!
Офицер вошел.
По знаку, данному королем, приближенный и слуга удалились из комнаты.
Людовик проводил их взглядом: когда они затворили за собою дверь и портьера опустилась за ними, он сказал:
— Вы своим появлением напоминаете мне, что я забыл предписать вам молчание.
— Ах, ваше величество, вы напрасно утруждаете себя таким приказанием.
Видно, что вы не знаете меня!
— Да, господин лейтенант, вы правы. Я знаю, что вы умеете молчать; но я ведь не предупреждал вас.
Офицер поклонился.
— Не будет ли еще каких-нибудь приказаний, ваше величество? — спросил он.
— Нет, можете идти.
— Не разрешите ли мне остаться и сказать несколько слов вашему величеству?
— Что вы желаете сказать? Говорите!
— Я хочу поговорить о деле, весьма ничтожном для вашего величества, но чрезвычайно важном для меня. Простите, что я осмеливаюсь беспокоить вас. Если бы не крайняя необходимость, я никогда не сделал бы этого; я исчез бы, как человек безгласный и маленький, каким был всегда.
— Вы бы исчезли! Что это значит? Я вас не понимаю.
— Словом, — продолжал офицер, — я пришел просить ваше величество уволить меня со службы.
Король взглянул на него с удивлением, но офицер стоял неподвижно, как статуя.
— Уволить вас, господин лейтенант? А позвольте узнать, на сколько времени?
— Навсегда, ваше величество.
— Как! Вы хотите оставить службу? — спросил Людовик голосом, выражавшим не только удивление.
— Да, ваше величество, к величайшему моему сожалению.