Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1
Шрифт:
Фуке поднял голову, и в глазах его сверкнула молния.
– Вы уверены в том, что это правда? – вскричал он.
– Вот вам доказательство, монсеньор.
И Гурвиль протянул Фуке записку одного из секретарей городской ратуши, верного сторонника суперинтенданта.
– Да, действительно, – пробормотал Фуке, – воздвигается эшафот… Но король не подписал, Гурвиль, и не подпишет приговора!
– Это мы скоро узнаем, – заметил Гурвиль.
– Каким образом?
– Если приговор подписан королем, виселицы сегодня же вечером будут отправлены к городской ратуше, чтобы завтра утром можно было их поставить.
– Нет, нет! – снова воскликнул Фуке. – Все вы ошибаетесь и вводите меня в заблуждение. Не дальше как позавчера у меня был Лиодо, а три дня назад я получил от бедняги д’Эмери сиракузское вино.
– Это только доказывает, – возразил Гурвиль, – что судебная палата была собрана тайно, совещалась в отсутствие обвиняемых, и как только дело было закончено, их арестовали.
– Разве они арестованы? Но как, где, когда?
– Лиодо – вчера на рассвете, д’Эмери – позавчера вечером, когда он возвращался от своей любовницы; их исчезновение никого не встревожило, но внезапно Кольбер сорвал маску и приказал обнародовать это дело. О нем теперь кричат на всех улицах Парижа, и, по правде говоря, только вы, монсеньор, не знаете об этом событии.
Фуке с возрастающим волнением ходил взад и вперед по комнате.
– Что вы думаете предпринять, монсеньор? – спросил Гурвиль.
– Если бы все это было верно, я отправился бы к королю. Но прежде чем ехать в Лувр, я побываю в городской ратуше. Если приговор утвержден, тогда посмотрим. Едем же! Откройте дверь, Гурвиль.
– Осторожнее, – предупредил тот. – Там аббат Фуке.
– Ах, мой брат, – с горечью сказал Фуке. – Значит, он узнал какую-нибудь скверную новость и, по своему обыкновению, рад поднести ее мне! Да, черт возьми, уж если явился мой брат, то мои дела действительно плохи. Что ж вы не сказали мне раньше? Я б скорее поверил всему.
– Монсеньор клевещет на господина аббата! – смеясь, произнес Гурвиль. – Он пришел вовсе не с дурным намерением.
– Ах, Гурвиль, вы еще заступаетесь за этого безалаберного, бессердечного человека, за этого неисправимого мота?
– Не сердитесь, монсеньор.
– Что это сегодня с вами, Гурвиль? Вы защищаете даже аббата Фуке.
– Ах, монсеньор, во всем есть своя хорошая сторона.
– По-вашему, и у тех разбойников, которых аббат держит у себя и спаивает, есть свои хорошие стороны?
– Обстоятельства могут так сложиться, монсеньор, что вы рады будете иметь под рукой и этих разбойников.
– Значит, ты советуешь мне помириться с аббатом? – иронически спросил Фуке.
– Я вам советую не ссориться с сотней молодцов, которые, соединив свои шпаги, могут окружить стальным кольцом три тысячи человек.
Фуке бросил на собеседника быстрый взгляд.
– Вы правы, Гурвиль, – произнес он. – Впустите сюда аббата Фуке! – крикнул он дежурившему у дверей лакею.
Через две минуты на пороге кабинета с глубоким поклоном показался аббат Фуке. Это был человек лет за сорок, полусвященник, полувоин, смесь отчаянного забияки и монаха. При нем не было шпаги, но заметно было, что он носит при себе пистолеты.
Фуке приветствовал его скорее как министр, чем как старший брат.
– Чем могу служить, господин аббат? – спросил он.
– Ого, каким тоном вы говорите, брат мой! – воскликнул аббат.
– Тоном занятого человека.
Аббат с ехидством взглянул на Гурвиля, с беспокойством на брата и произнес:
– Сегодня вечером я должен уплатить господину де Брежи триста пистолей… Карточный долг – долг чести.
– Дальше? – спросил Фуке, уверенный, что из-за таких пустяков аббат не стал бы его беспокоить.
– Тысячу пистолей мяснику, который не хочет больше отпускать в долг.
– Дальше?
– Тысячу двести портному, – продолжал аббат. – Этот болван не отдает мне одежды, заказанной для семерых моих слуг. Это компрометирует меня, и моя любовница грозится заменить меня откупщиком, что было бы унизительно для церкви.
– Что еще? – спросил Фуке.
– Вы заметили, брат мой, – сказал смиренно аббат, – что я ничего не прошу для себя лично.
– Это очень деликатно с вашей стороны, господин аббат, – улыбнулся Фуке. – Однако, как видите, я жду.
– Я и не стану ничего просить… о нет… но не потому, что я ни в чем не нуждаюсь. Уверяю вас…
– Тысячу двести портному! – вздохнул министр, подумав с минуту. – На эту сумму можно сшить изрядное количество платья.
– Я содержу сто человек, – с гордостью произнес аббат, – а это, я думаю, чего-нибудь да стоит.
– Сто человек? – повторил Фуке. – Но разве вы Ришелье или Мазарини, чтобы иметь столько телохранителей? Зачем вам эти люди, скажите на милость?
– И вы еще спрашиваете? – удивился аббат Фуке. – Как вы можете спрашивать, для чего я содержу сто человек?
– Да, я хочу знать, на что вам нужны эти сто человек. Отвечайте!
– Неблагодарный! – воскликнул, все более горячась, аббат.
– Объясните же наконец.
– Ах, господин министр, ведь лично мне нужен только один лакей, а если бы я был одинок, я обошелся бы и без него. Но вы, вы, у вас столько врагов, что мне и ста человек мало, чтобы защищать вас. Сто человек!.. Нужно бы десять тысяч! Я содержу их для того, чтобы в публичных местах и собраниях никто не смел возвысить против вас голоса. Без этого вы были бы засыпаны проклятиями, уничтожены злыми языками. Без этого вы не продержались бы и недели. Слышите, недели!
– О, я не знал, что вы такой горячий мой защитник, господин аббат.
– Вы сомневались в этом? – вскричал аббат. – Так слушайте же, что случилось. Не дальше как вчера на улице Юшет какой-то человек торговал цыпленка у мясника.
– Так. Чем же это может мне повредить, господин аббат?
– А вот чем. Цыпленок был тощий, и покупатель отказался дать за него восемнадцать су, говоря, что не желает платить такие деньги за одну кожу и кости, с которых Фуке снял весь жир.
– Дальше?