Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1
Шрифт:
– Раздался смех, остроты по вашему адресу. Собралась толпа зевак. Зубоскал прибавил: «Дайте мне цыпленка, вскормленного Кольбером, и я с удовольствием заплачу, сколько вы ни спросите». Толпа стала рукоплескать. Словом, скандал! Вашему брату оставалось только закрыть лицо.
– И вы закрыли? – спросил Фуке, покраснев.
– Нет, до этого дело не дошло: в толпе оказался один из моих людей, некто Менвиль, новобранец, недавно приехавший из провинции, – я его очень ценю. Он пробрался сквозь толпу и вызвал оскорбителя на дуэль. Поединок состоялся тут же, перед лавкой мясника, в присутствии множества зрителей, которые обступили сражавшихся и глядели из окон.
– И чем же кончилось? – перебил Фуке.
– А тем, что мой Менвиль сразу проткнул противника шпагой, что произвело большое впечатление на зрителей. После этого он сказал мяснику: «Возьмите себе этого индюка, мой друг: он будет пожирнее вашего цыпленка». Вот на что я трачу свои доходы, господин министр: на поддержание фамильной чести, – с торжеством заключил аббат.
Фуке склонил голову.
– Хорошо, – сказал Фуке. – Передайте Гурвилю ваш счет и оставайтесь у меня на вечер.
– На ужин?
– Да.
– Но ведь касса уже заперта?
– Гурвиль отопрет ее для вас. Ступайте, аббат, ступайте.
Аббат поклонился.
– Так, значит, мы друзья? – спросил он.
– Друзья, друзья. Идемте, Гурвиль.
– Вы уходите? Значит, вы не будете ужинать дома?
– Не беспокойтесь. Я вернусь через час, – отвечал Фуке и прибавил тихо Гурвилю: – Пусть заложат моих английских лошадей; я поеду в городскую ратушу.
VIII. Вино Лафонтена
В Сен-Манде съезжались экипажи, привозившие гостей. В доме шли деятельные приготовления к ужину, в то время как сам министр мчался на своих быстроногих лошадях в Париж. К городской ратуше он подъехал со стороны набережной, чтобы миновать оживленные кварталы города. Было без четверти восемь, когда Фуке и сопровождавший его Гурвиль вышли из экипажа на углу улицы Лонг-Пон и пешком направились к Гревской площади.
Повернув на площадь, они заметили человека солидного вида, одетого в черное с лиловым, который садился в наемную карету, приказывая кучеру ехать в Венсен. Он держал большую корзинку с бутылками, только что купленными им в соседнем кабачке под вывеской «Нотр-Дам».
– Ба, да ведь это Ватель, мой дворецкий, – сказал Фуке. – Зачем он приезжал сюда?
– Наверное, за вином.
– Что такое? Покупать для меня вино в кабаках! Неужели у меня такой плохой погреб?
И он направился к дворецкому, который заботливо устанавливал в карете корзину с бутылками.
– Эй, Ватель! – крикнул он повелительным голосом.
– Будьте осторожны, монсеньор, вас узнают, – остановил его Гурвиль.
– Так что за беда! Ватель!
Человек, одетый в черное с лиловым, оглянулся. У него было добродушное, но маловыразительное лицо. Глаза его блестели, на губах блуждала улыбка.
– Ах, это вы, монсеньор! – воскликнул он.
– Да, я. Что вы здесь делаете, черт возьми? Что у вас тут? Вино? Ватель, вы покупаете вино в кабаке на Гревской площади?
– Но зачем вмешиваться в мои дела? – с полным спокойствием произнес Ватель, бросив недружелюбный взгляд на Гурвиля. – Разве мой погреб плохо содержится?
– Не сердитесь, Ватель, – сказал Фуке, – я полагал, что мой… ваш погреб настолько богат, что мы могли бы обойтись без кабака «Нотр-Дам».
– Да, сударь, – с легким презрением произнес дворецкий, – ваш погреб так хорош, что некоторые из гостей ничего не пьют на ваших обедах.
Фуке с изумлением взглянул сначала на Гурвиля, потом на Вателя:
– Что вы говорите, Ватель?
– Я говорю, что у вашего дворецкого нет вин на все вкусы и что господа Лафонтен, Пелисон, Конрар ничего не пьют у вас за столом: они не любят тонких вин. Что же тут поделаешь!
– И что же вы придумали?
– Я и покупаю их любимое вино «Жуаньи», которое они каждую неделю распивают в этом кабачке. Вот почему я здесь.
Фуке, почти растроганный, не нашел что ответить. Ва-телю же хотелось сказать очень многое.
– Вы бы еще упрекнули меня, монсеньор, – продолжал он, все более горячась, – что я сам езжу на улицу Планш-Мибре за сидром, который пьет господин Лоре у вас за обедом.
– Лоре пьет у меня сидр? – со смехом воскликнул Фуке.
– Ну конечно, сударь. Оттого-то он и обедает у вас так охотно.
– Ватель, вы молодец! – воскликнул Фуке, пожимая руку своего дворецкого. – Очень благодарен вам: вы поняли, что для меня господа Лафонтен, Конрар и Лоре – те же герцоги, пэры и принцы. Вы образцовый слуга, Ватель, и я удваиваю вам жалованье.
Ватель с недовольным видом слегка пожал плечами и проворчал себе под нос:
– Получать благодарность за то, что исполняешь свои обязанности, оскорбительно.
– Он прав, – произнес Гурвиль, движением руки отвлекая внимание Фуке в другую сторону.
Он указывал ему на запряженную парой лошадей низкую повозку, на которой колыхались две обитые железом виселицы, положенные одна на другую и связанные цепями. На перекладине сидел стражник; с угрюмым видом он пропускал мимо ушей замечания толпы зевак, старавшихся разузнать, для кого предназначаются эти виселицы, и провожавших повозку до городской ратуши.
Фуке содрогнулся.
– Вы видите, дело решено! – сказал Гурвиль.
– Да, но оно еще не окончено, – возразил Фуке.
– Ах, не обманывайте себя напрасной надеждой, монсеньор! Если уж сумели усыпить ваше внимание, то теперь дела не поправить.
– Но я-то еще не утвердил приговора.
– За вас утвердил де Лион.
– Так я отправляюсь прямо в Лувр.
– Нет, вы не поедете туда.
– И вы предлагаете мне такую низость! – вскричал Фуке. – Вы советуете мне бросить на произвол судьбы друзей, сложить оружие, которое у меня в руках и которым я еще могу сражаться?