Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Конецкий Виктор Викторович

Татьяна Васильевна щелкнула секундомером и властно приказала Диогену: «Запирай!» Диоген одну за другой расклинил двери душевых швабрами, на другую приналег еще и сам, докторша прижала дверь Ефимовны. И вовремя. Буфетчица уже ломилась на волю. Из ее кабины вырывались клубы пара и вопли: «Ой, мама!.. Ой, чтоб вас!.. Ах-ах-ах, горе мое!» На все эти вопли Татьяна Васильевна решительно советовала одно: «Работайте обоими кранами!» Но буфетчица поднатужилась, отшвырнула экспериментатора и бросилась по коридорам

и трапам в каюту в своем полосатом купальнике. Она дымилась на бегу и продолжала орать нечто непотребное.

Лидер группы подпрыгивал и извивался под абсолютно ледяными струями. Его вставные челюсти сжались по-бульдожьи, он рычал, фыркал, но крутил, дергал и выворачивал свои краны. И вдруг заорал тонким, щемящим голоском: «Маменьки мои родные!» — ударил в дверь задом, причем швабра переломилась как тростинка; рыкнул на Татьяну Васильевну: «Мать вашу так!» — и вырвался на оперативный простор своего судна без всякого прикрытия, кроме трусов.

Встречные моряки — его подчиненные — столбенели, вжимаясь в переборки.

И только Гриша Айсберг тихо лежал на дне душевой кабины, свернувшись калачиком. Он ни разу и не прикоснулся к кранам. Он был опытным водопроводчиком и чутьем чуял верный путь. Гриша нежился под оптимальной водичкой и слушал трансляцию, из которой гремел голос профессора Ивова: «ЦЕЛЬ НАШЕЙ СОЦИОЛОГИИ И СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ — ГАРМОНИЧНОЕ СОЧЕТАНИЕ ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА…»

— Вы неформальный лидер! — торжественно сказала ему, увидев эту картину, Татьяна Васильевна.

Крошечное судно в океане. Где-то далеко-далеко в тропиках.

На фоне южного неба колышутся красивые невиданные нами цветы. И кажется, что мы на экзотической земле. Только почему-то не летают бабочки и не гудят жуки. Слышится только ровный, ритмичный гул судовых двигателей и голос Саг-Сагайлы:

— Боцман, объясните природу этих растений.

— Спросите у артельного. Сами его за семенами посылали.

— Где он?

— Спасательные круги красит под полубаком.

— Пошлите ко мне.

Чиф и боцман проводили ревизию судового огорода.

— Минутку! — сказал боцман Загоруйкин. Его лицо приняло какое-то сомнамбулическое выражение, тело застыло в странной скульптурной позе.

— Вдохновение опять пришло? — спросил Сагайло.

Боцман Загоруйкин закрыл глаза, и из него вываливалось следующее четверостишие:

Как моряцкий наш народ Рассадили огород. Куда хошь могишь пойтить! Чего хошь могишь купить!

Сам боцман абсолютно и бесповоротно не смог бы объяснить, почему он иногда вдруг становился поэтом.

— Здорово,

Загоруйкин! — сказал Сагайло.

Загоруйкин снисходительно кивнул и отправился выполнять приказание.

За дымовой трубой сидела с книгой в руках Татьяна Васильевна. Она была в огромных круглых очках, которые способны изуродовать даже Афродиту. Рядом Диоген чистил сковородки. Он расположился возле пожарного распределительного рожка. К огороду тянулся резиновый шланг для полива растений. Когда Диоген перекрывал вентиль, резиновый шланг набухал под напором четырех атмосфер.

— А все-таки объекты нас дурачат! — сказала докторша.

— Они нас не дурачат, — сказал Диоген. — Судя по ночному бреду, объект номер два без памяти влюблен в объект номер…

— Вы записываете бред?

— Конечно! Он импульсивный, как этот шланг, парень. И хороший.

— Они оба славные, — задумчиво сказала докторша. — Это и интересно.

Ниточкин торопливо поднимался на надстройку по скоб-трапу. Он был в плавках, немыслимой панаме и сильно испачкан в карминной краске, и трудовой пот заливал ему глаза.

— С чем едят эти фокусы? — спросил Эдуард Львович. — То, что это не укроп, я и сам вижу.

— Минуточку! Вы такой ослепительный в топической форме! — сказал Петя, торопливо отвинчивая вентиль на шланге. — Надо сполоснуться, чтобы не разговаривать с вами в таком ужасном виде… Черт! Вода опять не идет! Это механики зажимают!

— В заявке были указаны лук, редиска и укроп.

— Может, семена с Канар занесло ветром? Или с Мадагаскара? — с надеждой спросил Ниточкин. — И чужаки забили наших?

— Скорее, с Кассиопеи, — сказал Саг-Сагайло, рассматривая диковинные растения.

Петя вздохнул:

— Знаете, после нашей с вами неожиданной встречи, когда вас заживо… я очень расстроился и взял на складе то, что сунули, — не проконтролировал… Эдуард Львович, вы мне верите? — с мольбой спросил Петя, прижимая к груди шланг.

— Да. И неизменно. Без веры в людей жить нельзя, Петр Иванович. А поле перепахайте или перепашите и посадите лук.

— Есть! Сегодня же! Только не сердитесь на меня!

Рука Татьяны Васильевны решительным движением протянулась к вентилю распределительного рожка.

— Попробуйте-ка прекратить эту идиллию, — сурово пробормотала она. — Обойдемся и без совмещенных душевых на этот раз…

Резиновый шланг злобно, по-змеиному запульсировал.

— Семена купите в первом же порту за свою валюту, — сказал Саг-Сагайло.

И в тот же миг мощная струя из шланга ударила его в лоб и сбила с ног. Старпом исчез в экзотических зарослях.