Виктор Вавич

Житков Борис Степанович

Он стал на четвереньки, поддал ногами, как теленок, и вдруг — никто не понял, что это — огромные ноги взметнулись к потолку, длинный пиджак вывернулся, и все это рухнуло на пол. Одной ногой Башкин задел стол, и стакан с блюдцем зазвенел на полу. Анна Григорьевна бросилась, Башкин уж криво приподнялся на руках.

— Ничего! Ничего! — он счастливо задыхался. — Ничего! — говорил Башкин; он встал на ноги. — Ничего, никаких городовых, никаких охранок, никаких жандармов, черт возьми, — он стукнул

кулаком по столу, — и ротмистров!

— Да садитесь! — крикнула Анна Григорьевна.

— Ух, я теперь буду жить! — говорил Башкин. Он зашагал, гонко забегал по комнате. — Прямо не знаю, сказать прямо не могу, как жить теперь буду! Делать? Все буду делать! Много я могу наделать? — он вплотную подошел к Тиктину, кивал ему в лицо головой. — Правда? Много ведь могу? Ужас сколько! — снова зашагал Башкин. — А этот мальчик, Коля, замечательный, я приведу, к вам приведу, Андрей Степанович. Правда? — снова он остановился перед Андреем Степановичем, нараспашку глядел в глаза. — Ведь я ж хороший человек, — сказал Башкин, запыхавшись, вполголоса и все не отводил глаз от Тиктина.

— Ну, давайте выпьем, — сказал Андрей Степанович и отвернулся, потянулся к столу, к бутылке, — за новую жизнь и за вашу новую жизнь особенно.

Андрей Степанович искал стаканчика чистого на столе. Дуня подбирала с полу осколки разбитой посуды и вдруг вскочила — звонок. Андрей Степанович с бутылкой в руке глядел на двери — Санька в шинели, в фуражке стоял в дверях — на синем околыше мелом написано 52.

— Это что за метка? — Анна Григорьевна щурилась на фуражку.

— Городовой! — Санька хлопнул рукой по цифре и круто повернулся. Андрей Степанович улыбался и кивал головой:

— Так, так. Это мы просили, комитет общественной безопасности.

Анна Григорьевна хотела пойти за Санькой, но в дверях вдруг быстро повернула назад, подошла к Наде, она взяла у Нади руку, быстро оглянулась на Башкина. Надя тянула руку назад, Анна Григорьевна наклонилась, ловила. Надя спрятала руки. Анна Григорьевна покраснела и быстро вышла из комнаты.

Надя плотно сжала губы и то взглядывала, как отец наливал в стаканчик, то хмуро глядела в скатерть. Башкин искоса глянул. Он держал стаканчик, и Тиктин целился горлышком бутылки.

— У вас глаза потемнели! — Башкин вдруг резко повернулся к Наде. — Да, да! Потемнели глаза. В вас больше силы стало! Андрей Степанович ждал со стаканчиком — чокнуться.

— Теперь нужна… сила, — сказала раздельно Надя и на миг из-под бровей серьезно глянула в самые глаза Башкину.

— Предстоит… — зычно начал Тиктин. Башкин резко повернулся к нему, расплескал на скатерть.

— Да-да! Случилось что-то, — говорил Башкин в сторону Тиктина, — и я вас всех страшно люблю, все равно — ужасно люблю, и вы можете меня

не любить, и не надо. Не смейтесь, потому что я…

— Да пейте, все расплещете! — Андрей Степанович стукнул стаканом в стакан Башкину. — Мне сию минуту идти, — Андрей Степанович поставил стаканчик, глядел настенные часы, — комитет дежурит всю эту ночь.

— И я пошла! — Надя встала.

— Я хотел вам сказать, — Башкин привстал со стула, он смотрел, поднял брови на Надю, — хотел сказать самое главное для меня.

— Не надо сейчас, — Надя выбиралась из-за стола. — Я даже плохо буду вас слушать сейчас. — Она сбивала крошки с платья, смотрела вниз

— Вы уходите? — слышал Башкин голос Анны Григорьевны в коридоре. — Санька уж полетел, так ничего и… — Башкин не слышал, как говорили в прихожей. Он схватил бутылку, вылил остатки вина в стакан и опрокинул в рот. Он услышал спешные шаги Анны Григорьевны, обтер рукавом губы.

— Слушайте, вы, может быть, съели бы чего-нибудь, мы ведь пообедали только что. Послушайте! С ней уж ничего теперь не случится? Ведь свобода, не будут же хватать на улице, надеюсь. — Анна Григорьевна передернула плечами.

Башкин стоял, тряс головой.

— Нет! нет! Не может быть!

Вдруг Башкин шагнул к двери, приоткрыл, заглянул в коридор и плотно прижал, повернул ручку.

— Анна Григорьевна! — и голос у Башкина забился тревожной нотой. — Ради Бога, вы даете мне самое честное слово, что никто не узнает, что я вам скажу?

Анна Григорьевна села, она вскинула испуганный взгляд на Башкина.

— Нет, нет… зачем? Никому. Никому, если хотите. — Анна Григорьевна взглядывала на Башкина и поправляла на руке кольца. — Нет, если вам угодно…

— Анна Григорьевна! Милая! — Башкин с размаху сел на стул через угол стола. — Анна Григорьевна! — Башкин остановил пальцы Анны Григорьевны, прикрыл рукой. — Вы думаете, мерзее меня нет человека?

— Что вы?

— Нет, — громко сказал Башкин, — к черту! Прямо вам скажу — я, как мерзавец последний, делал пакости. Я, может быть, — крикнул Башкин и встал, — человека убил!

Анна Григорьевна смотрела на него, не отрывая круглых глаз, она сразу покраснела.

— Десять! Двенадцать человек! — закричал Башкин. Он весь напрягся лицом, и дрожала губа. И вдруг весь опал на стул, схватил руку Анны Григорьевны, через стол рванул к себе, прижался глазами со всей силы. Анна Григорьевна уж занесла другую руку, чтоб погладить волосы, но Башкин вдруг дернулся, вскочил. — И еще одного убью, — крикнул, — сегодня, может быть! Сейчас убью! Вот честный… честный крест! — Башкин с силой перекрестился. — У-бью! — и он опрометью бросился из комнаты, схватил свое пальто, шапку и выбежал с ними вон.